И, наконец, этот день настал. Аня в связи с этим освободилась раньше и в пять часов они уже находились в актовом зале института. Первые несколько рядов занимали гости – начиная от районных партийных руководителей и заканчивая активом самого института. В концерте должны были участвовать двадцать солистов, из которых всего пятеро были заочниками. Веня со своим номером выходил предпоследним. Никакого предварительного прослушивания не было, поскольку организаторы были уверены, что студенты будут исполнять исключительно песни революционные, партийные или, в крайнем случае, военные. На сцене стоял рояль, и выступающие старались играть сами. Некоторые же пользовались услугами аккомпаниатора. Ростовцев, здраво поразмыслив, решил исполнить либо «Марсельезу», которую учил еще в школе, либо сюрприз – «Красные маки» Юрия Антонова. Когда же его вызвали на сцену, он понял, что тексты обоих произведений вылетели из головы. Зато почему-то там намертво засели слова «Я люблю тебя до слез» Крутого. Делать было нечего – пришлось исполнять это.
Все предыдущие певцы удостаивались ровных дежурных аплодисментов. Когда же закончил Веня, в зале установилась мертвая тишина. Потом раздался легкий шорох. Это ректор и секретарь парткома виновато вытирали пот со своих лбов. А еще через несколько секунд обвалился потолок. Не в прямом смысле, конечно. Просто зрители вышли из шока. Студенты хлопали и орали так, что совершенно не было слышно, что пыталась говорить комсорг Люба, выскочившая вдруг на сцену. Студенты бесновались, а вот актив по-прежнему находился в ступоре. Все смотрели на тучного лысого мужика, сидящего в центре первого ряда. Тот встал, развел руки и вернул тишину.
– Тебя как зовут? – вперил он взгляд в Ростовцева.
– Вениамин. Студент первого курса. Заочник. А вас?
– Рословцев, спятил?! – зашипел ректор. – Первого секретаря товарища Приходько не узнаешь?
– Что за песню ты спел, Вениамин? – невозмутимо продолжал товарищ Приходько.
– Про любовь, – искренне ответил Веня.
– Да, я слышал, что не про революцию. Концерт-то у нас… у вас праздничный, посвященный юбилею Октября. А ты – про любовь. Кто автор этой песни?
Вот здесь Веня задумался. Если он скажет, что Игорь Крутой, то ясно, что такого персонажа в этом мире нет. А если есть, то явно не композитор или еще не композитор, потому что сейчас этот украинский мальчик наверняка даже и не подозревает, что будет писать музыку.
Поэтому, мысленно извинившись перед Крутым, он произнес:
– Я.
– Вот как? – заинтересовался Первый секретарь. – И слова твои?
– Мои, – вновь взял на себя ответственность певец, теперь уже попросив прощения у Николаева.
– Еще у тебя что-то есть?
– Есть, – не стал скромничать Веня.
– Ну, тогда слушаем.
Ректор пытался объяснить Приходько, что каждый из солистов исполняет лишь один номер, но тот даже к нему не повернулся. Веня же решил больше не беспокоить Крутого, а попробовал обратиться к Добрынину:
– «Прощай, со всех вокзалов поезда…», – ударил он по клавишам.
Эффект от второго номера превзошел предыдущий, потому что теперь хлопали и первые пять рядов. Далее Вене пришлось извиняться перед Тухмановым, Антоновым и Газмановым, потому что следующими были их композиции. Его не хотели отпускать. Он слышал, как пышногрудая дама, сидящая прямо за Приходько, наклонилась и произнесла фразу, в которой присутствовало слово «гений». Еще один гость настоятельно просил Ростовцева десятого ноября в пятнадцать часов прибыть в Ленинградскую консерваторию «…с нотами и партитурами произведений, если таковые имеются».
Аня не ожидала, что песни композиторов будущего Вене придется признать своими. Вначале она даже пыталась его за это ругать, но потом поняла, что другого выхода у него не было. Он пообещал ей, что постарается больше ничего не присваивать. Однако к визиту в консерваторию тщательно готовился и записал не только ноты исполненных им песен, но и слова. Было ясно, что от этого мероприятия, как ни от чего другого, зависит его будущее, как бы двусмысленно это не звучало.
И, наконец, этот день настал. В костюме от фабрики «Заря», югославских туфлях и с папкой под мышкой Веня прибыл в Ленинградскую консерваторию имени Римского-Корсакова. Его проводили в аудиторию с роялем, где уже находились несколько человек. Девушка, сопровождавшая его, радостно сообщила:
– Вот, товарищи, Вениамин Сергеевич Рословцев, знакомьтесь. А Вениамин Ефимович скоро подойдет.
Как только она вышла, самый молодой из присутствующих встал и протянул руку:
– Слава Пожлаков, может слышал?
– Слышал. Очень приятно, Веня Рословцев.
– Давай, Вень, пока Баснера нет, сбацай нам что-нибудь.
Остальные в этот момент засмеялись. Вене показалось, что как-то даже пренебрежительно.
– Давай, давай, не стесняйся, – подал голос другой. – Посмотрим, какой ты самородок.
Вене очень захотелось доказать, что эти люди точно не зря сюда пришли. Поэтому он совершенно забыл о просьбе Анюты.
– А на английском можно? – поинтересовался испытуемый, садясь за рояль.
– Да хоть на китайском, – подмигнул курчавый блондин.