Счастливчик

Приехав в Сестрорецк, Ростовцев прикинул свои доходы. Сто двадцать рублей в Доме Культуры и примерно рублей восемьдесят в месяц, как ему сказали, будет отчислять фирма «Мелодия». Исходя из того, что в Москве за неделю была потрачена почти полугодовая зарплата, это было катастрофически мало. Необходимо было возобновлять авторскую деятельность. Не сразу и постепенно. А Анюту можно уговорить.

Новый, тысяча девятьсот шестьдесят восьмой год, встречали у Раисы. Гостей было много, но ее просторная квартира вместила всех. Судя по внешнему виду и манерам, все были при должностях и, что логично, при деньгах. Некоторые даже приехали из Ленинграда. Аня смущалась. Веня отчасти ее понимал, потому что по статусу они оба были здесь явно лишними. Но длилось это недолго. До тех пор, пока Рая не включила телевизор. Диктор объявила: «Дорогу молодым! В исполнении начинающего певца Иосифа Кобзона прозвучит песня молодого ленинградского композитора Вениамина Рословцева «Прощай».

– О! Рекомендую! – воскликнул один из ленинградских гостей по имени Константин. – Я уже это слышал. Научились, наконец, песни писать.

Все одобрительно закивали, а Раиса, хитро подмигнув Ане, изрекла:

– А я знакома с этим композитором.

– Как тебе это удалось? – ревностно сверкнула глазами Мария, жена Константина. – Не так уж и часто ты у нас бываешь. Познакомишь?

– Запросто, – засмеялась Рая и теперь уже подмигнула Вене.

Тот встал, протянул руку и представился:

– Вениамин.

– Да ну вас, шутники, – махнула рукой Маша…

С этого момента и до утра Веня стал центром внимания. Питерские мужики тут же забыли свой пафос и стали для него Костей, Сашей, Ваней и Лешей. Откуда-то притащили гитару. Далее программа пошла по кругу – тост, выпили, спели, тост, выпили, спели и так далее. На следующий день Аня рассказала ему, чем закончилась встреча. Якобы Веня взгромоздился на стул и стал говорить, что на Земле должна править любовь, а не страх и все люди должны жить в мире. На что Костя ответил, что примером мирного сосуществования стран и людей является социалистическое содружество. Тостующий, якобы с этим не согласился, заметив, что данное образование держится на силе. Это подтверждает история. Бунты в ГДР, Венгрии, Чехословакии, Польше закончились в итоге развалом системы. Кто-то из присутствующих сказал, что в Чехословакии и Польше никаких восстаний не было. И тут Ростовцев удивил всех. Он заявил, что в Чехословакии это случилось в шестьдесят восьмом году, а в Польше в восьмидесятом. Ему резонно напомнили, что шестьдесят восьмой уже наступил, а ни на какие бунты даже намека нет. На что он ответил, что все случится в августе и что в Чехословакию будут введены какие-то войска. При этом все засмеялись, а Леша стал утверждать, что к Вене «прискакали белые кони». После этого все разошлись. Напоследок, правда, женщины взяли у композитора автограф. На всякий случай.

Веня так и не смог вспомнить подробности вчерашнего финала. Самым же смешным оказалось то, что он ничего не мог сказать и про бунты. Наверное, алкоголь настолько обострил память, что на короткое время всплыли некогда отличные школьные знания по истории.

Глава Четвертая, в которой Веня сталкивается с властью

 Как он и задумал, последующие музыкальные «шедевры» стали выходить не чаще, чем раз в два месяца. Вскоре его стали узнавать на улицах, а к лету он и вовсе стал самым популярным человеком в Сестрорецке. Казалось, что так оно и будет продолжаться. Однако наступил август и двадцать пятого числа за ним пришли. Это были двое в штатском, представившиеся сотрудниками Комитета Государственной Безопасности.

– Рословцев Вениамин Сергеевич?

– Да.

– Собирайтесь.

– Куда? Что, собственно, случилось?

– В управление. С вами хотят побеседовать.

Веню усадили на заднее сиденье черной двадцать первой Волги и повезли в… Питер. Управление, как он и предполагал, находилось все там же – на Литейном проспекте.

По гулким ступеням сопровождающие препроводили его на третий этаж, а затем и за массивную дверь с табличкой «Начальник Пятого отдела полковник Вольский В. Д.». Офицер в форме вскочил из-за стола и скрылся за такой же дверью, но уже без таблички.

– Проходите, Владимир Дмитриевич вас ждет, – выскочив через минуту, сообщил он.

– Товарищ полковник, по вашему приказанию гражданин Рословцев доставлен! – гаркнул в Венино ухо один из провожатых.

– Что так орешь, Сидякин? – приподнялся из-за стола довольно пожилой мужчина в полковничьей форме. – Доставили, и хорошо. Свободны. А вы, товарищ, присаживайтесь.

Несколько секунд Вольский разглядывал Веню, а затем нажал на кнопку на своем телефоне:

– Майора Афонина ко мне. С материалами по Рословцеву.

Подняв глаза, он неожиданно произнес:

– Мне запала в сердце ваша песня «Маки». Я фронтовик. Принимал участие в штурме Сапун-горы. Много народа там полегло, много крови пролито… слова тоже вы написали?

– Да, – скрепя сердце кивнул Веня, мысленно снимая шляпу перед Юрием Антоновым.

– Разрешите, товарищ полковник? – послышалось от двери.