Счастливчик (СИ)

Не знаю даже, почему меня сегодня так задели слова Изабеллы. Вроде бы не ждал и не жду от нее ничего хорошего, но ее настойчивость и попытки уложить меня в койку со старухой уже просто за гранью. Такое чувство, что еще немного, и она перевяжет меня ленточкой и пошлет Доре Корденец посылкой. А на посылку непременно наклеит ярлычок: "Осторожно. Хрупкий груз". Я же не просто вещь, а вещь ценная. Юный гений -- ни дать ни взять.

***

Когда выхожу из ванной, Ди все еще не спит -- лежит в постели, подложив сложенные ладони под голову, ждет моего возвращения.

Снова чувствую себя оленем. У нас же было такое чудесное утро...

Подхожу, плюхаюсь на пол, опираюсь спиной о край кровати и подтягиваю к себе колени.

-- Извини, -- говорю. -- Сорвался.

Молчание. Вопрос:

-- Что она сделала?

Дергаю плечом.

-- Ничего. В смысле ничего нового. Продолжила тему со старухой. И... переборщила.

-- Она тебя заставляет? -- ахает Дилайла, и мне хочется стукнуться головой об стену.

Кому я жалуюсь? Девушке, для которой сексуальное насилие -- самый страшный кошмар?

Хмыкаю.

-- Да кто ж меня заставит? Допекла просто, -- оборачиваюсь, натягиваю на лицо улыбку. -- Все не так плохо, правда, -- Ди смотрит внимательно, кусает губы. -- Кстати, она привезла мне сладостей, представляешь? -- продолжаю уже совсем весело. -- Старушка.

-- Вкусных?

-- Не знаю, -- признаюсь, -- не ел.

Девушка слабо улыбается.

-- Думаешь, хотела отравить?

-- Это вряд ли, -- смеюсь, -- она сказала, что я юный гений. А юных гениев не травят, -- подмигиваю: -- Ну, что скажешь? Похож я на юного и гениального?

Но после той хиленькой улыбки добиться от Ди новой не получается.

-- Ты похож на загнанную лошадь, -- отвечает совершенно серьезно. -- Посмотри на себя, у тебя лицо осунулось, синяки под глазами.

А еще баба Дора и Изабелла считают, что я похудел, ага.

Поворачиваюсь, встаю на колени, а локтями опираюсь о постель.

-- Что? -- спрашиваю ехидно. -- Некрасивый стал?

Девушка тоже меняет положение, приподнимается на локте, смотрит пристально.

-- Красивый, -- отвечает шепотом.

Красивый, некрасивый -- не важно, а важно то, что лицо девушки моей мечты сейчас в нескольких сантиметрах от моего.

-- Ди, -- у меня даже дыхание перехватывает, -- можно тебя поцеловать?

Идиотизм ситуации зашкаливает. Мне всегда казалось, что разрешение на поцелуй спрашивают только в детском саду. Ты просто ловишь подходящий момент и целуешь понравившуюся девушку, а она либо отвечает, либо посылает тебя куда подальше. Мне всегда отвечали. Все, кроме Дилайлы Роу.

Но я готов вести себя как идиот, лишь бы снова не отпугнуть и не обидеть.

-- Нужно, -- срывается с ее губ, и девушка сама подается мне навстречу.

Тот поцелуй, который я украл у нее на борту "Старой ласточки", даже и поцелуем нельзя назвать, так, пародия. А сейчас Ди хочет меня целовать не меньше, чем я ее. У меня просто крышу сносит. Не хочу останавливаться, не хочу ее отпускать. Мы как два умирающих от жажды, добравшиеся до воды.

Я как-то оказываюсь на кровати, обнимаю девушку, перебираю пальцами ее волосы. Ди сама прижимается ко мне, ее руки на моих плечах, она хватается за меня так крепко, будто я ее единственная опора: отпустишь -- упадешь в пропасть.

Понимаю, что, если зайду дальше поцелуя, Дилайла меня не оттолкнет, не сегодня. И я чертовски этого хочу.

Но даже со съехавшей набекрень крышей помню о том, что ей пришлось пережить...

Черт, серьезно? Я серьезно собираюсь это сделать?!

Делаю.

Отстраняюсь.

-- Сегодня мне точно лучше поспать на полу, -- говорю, пытаясь восстановить дыхание.

Она смотрит на меня, тоже тяжело дышит.

-- Пожалуй, -- срывается с ее губ, губ, опухших от моих поцелуев.

Чувствую себя уже не оленем -- ослом. Но то, как легко Ди соглашается с моими словами, говорит о том, что поступаю правильно.

-- Знаешь, -- говорю, вставая с кровати. -- По-моему, я плохо помылся. Пойду-ка я еще раз приму душ.

Холодный. Непременно холодный.

-- Иди, -- смеется Ди.

Но не останавливает.

ГЛАВА 40

--...А однажды мама что-то чинила в машинном отделении, -- рассказывает Дилайла, -- забралась наверх и оступилась. Упала виском на металлический штырь. Умерла мгновенно.

Молчу. Что тут скажешь? "Мне жаль"? "Сочувствую"? "Соболезную"? Да, соболезную и сочувствую, но какой толк от слов? Ничего не говорю, просто обнимаю крепче.

Мы сидим на кровати, Ди расположилась между моих ног, прижалась спиной. Мой подбородок на ее плече, руки -- под грудью.

-- Отца тогда просто сломало, -- продолжает, помолчав. -- Мы думали, он или свихнется, или наложит на себя руки. Если бы не Мэг, не знаю, что бы с ним было. И со всеми нами.

-- Она его любит. Я заметил.

-- Угу, -- вздыхает Ди, ерзает, поудобнее устраиваясь в моих объятиях. -- Всегда любила, еще при маме. Но она была ее подругой, а папа никогда не замечал других женщин. Мэг даже уходила от нас, как раз за несколько лет до маминой смерти. Вышла замуж, пыталась начать новую жизнь и забыть.

-- И что? -- подталкиваю, потому что девушка надолго замолкает.