-- Ты же упадешь! -- вскрикивает на высокой ноте и мчится меня подхватывать. Морщусь, но позволяю усадить меня обратно на кровать. -- Ты в порядке? -- вглядывается в мое лицо. -- Может, воды?
Обреченно вздыхаю.
-- Давай воды.
Что угодно, лишь бы "мамочка" успокоилась и ушла.
-- Изабелла? Изабелла?.. -- доносится из ее коммуникатора, и она раздраженно обрывает связь, так и не дав бедному Джорджу каких-либо объяснений.
Приносит воду, забираю стакан, пью до дна под пристальным взглядом.
Так, сейчас главное -- поставить стакан на тумбочку, а не запустить им ей в голову. Крепче сжимаю его в пальцах.
Нельзя.
Бросаться.
Посудой.
-- Что с тобой? -- что-то читает в моем лице.
-- Все хорошо, -- повторяю. -- Я в полном порядке, -- делаю над собой усилие и ставлю-таки стакан на прикроватную тумбу. -- Ты можешь идти, не нужно сидеть у моей постели.
Изабелла сжимает губы в прямую линию и так и стоит, возвышаясь надо мной, уходить не спешит.
-- Что там произошло? -- спрашивает затем.
Не понимаю.
-- Где -- там?
-- Как случилось так, что ты поранился? Это Нина виновата?
-- Господи, нет! -- к черту, я больше не могу не орать. -- Никто не виноват! Я оступился и упал! Виноват дурацкий булыжник!
Глаза Изабеллы превращаются в щелки. Мне уже страшно, что я такого сказал?
-- Прикажу заняться территорией, -- выдает она. -- Ты прав, булыжники на дороге не дело.
Я прав? Это я предложил?
-- Может, тогда асфальтом все тут закатаешь? Бетоном? Пластиком, в конце концов? Его тут с избытком.
Но Изабелла уже загорелась идеей, и ее не остановить.
-- Ты меня слышишь?! -- повышаю голос. -- Не нужно принимать меры. Со мной все в порядке. Я ломал кости, выворачивал суставы, выбивал зубы! Растяжение -- это ерунда!
Она переводит на меня взгляд и осуждающе качает головой.
-- Тебе вредно волноваться, -- изрекает, -- отдыхай. Позже поговорим, -- делает шаг в мою сторону.
Кажется, вжимаю голову в плечи -- если она решит поцеловать меня в лобик, я заору. Но Изабелла вовремя останавливается.
-- Отдыхай, -- повторяет строго. -- Ужин скоро принесут, -- и решительной походкой выходит из комнаты.
Теперь позволяю себе стукнуться головой о спинку кровати.
***
Заправляю постель, собираясь отправиться на завтрак. Вечером ужин мне принесла мать Нины, выглядела бледной и запуганной, в разговоры вступать не пыталась, только поставила поднос и ушла. Да и я после общения с Изабеллой не горел желанием с кем-либо беседовать.
Что с ней? За кого она меня принимает? Хотя о чем я? Изабелла относится так ко всем, ее главный жизненный принцип: существует одно единственное верное мнение, и это мнение принадлежит ей. Что при этом думают и чувствуют другие -- мало что решающий фактор.
Быстрый стук, а затем дверь приоткрывается, и в комнату заглядывает Гай.
-- Привет, -- удивленно здороваюсь. Помнится, в прошлый раз он топтался под дверью, ожидая разрешения войти.
Мальчик заговорщически оглядывается в коридор и только потом входит, притворив за собой дверь.
-- Привет, -- запоздало здоровается. -- Мама считает, ты при смерти.
Закатываю глаза.
-- Она сильно преувеличивает.
-- Ага, -- понимающе кивает. -- Есть у нее такая привычка. Так что если заболел, лежи, пей лекарства и не спорь.
Улыбаюсь, глядя на него. Из его уст строгость матери кажется вполне нормальной, ведь все дети не любят лечиться. Но только она забывает, что я-то давно не ребенок. Изабелла опоздала со своей заботой. Лет этак на семнадцать.
-- Я подвернул ногу, -- говорю.
Гай смотрит удивленно.
-- И все? -- не верит.
Развожу руками.
-- И все.
-- Тю, -- теперь смотрит как на полного идиота. -- Тогда ты дурак, что она об этом узнала. Я никогда не говорю ей о мелочах, иначе начинает носиться, будто мне оторвало ногу.
Смеюсь. В точку, именно так Изабелла вчера и носилась.
-- И надолго она теперь зарядилась? -- спрашиваю.
Дергает плечом.
-- Смотря как с работой. Будет свободна -- пиши пропало. Будет занята -- отстанет быстро.
Нехорошо желать своей матери проблем на работе, но, кажется, это мое единственное спасение.
Гай, не ожидая приглашения, плюхается на край кровати, болтает ногами в воздухе.
-- Ты не думай, -- говорит неожиданно серьезно. -- Мама хорошая. Она просто... -- хмурится, пытаясь подобрать подходящее слово, но не преуспевает, -- такая.
Хмыкаю.
-- Уже не ревнуешь?
Мотает головой из стороны в сторону.
-- Не-а. Мы с ней поговорили, все хорошо.
Удивленно приподнимаю брови. Ну надо же. Мнение младшего сына таки имеет для Изабеллы значение, и она снизошла с ним поговорить, а не отдать приказ.
Рад за Гая, не завидую и не ревную ни капли, хочу смотаться отсюда.
-- Пошли, -- тороплю, берясь за ручку двери, -- уже почти восемь.
-- Мама сказала, тебе принесут завтрак в постель, -- предостерегающе напоминает мальчик. -- Если мама сказала...
-- Ты совершенно прав, -- соглашаюсь. Что бы ни было между мной и Изабеллой, в жизни не скажу о ней ничего плохого перед братом. -- Поэтому нужно поторопиться, пока его не успели сюда доставить.
Гай предвкушающе щурится, впервые напоминая мне мимикой мать.
-- Мама будет в бешенстве.