Счастливчик (СИ)

Нет, он ее определенно не боится. И это дает мне надежду, что есть в Изабелле что-то человеческое, чего я до сих пор не увидел.

-- Я извинюсь, -- обещаю.

Кажется, мой ответ его удовлетворяет. Гай спрыгивает на пол и спешит к двери.

-- Тогда я вперед? -- оборачивается ко мне. -- А то мне влетит, что не сдал тебя.

Киваю.

-- Заметано. Беги.

Он аккуратно приоткрывает дверь, выглядывает в коридор и, только убедившись, что на горизонте нет шпионов, быстро выходит в коридор. Заговорщик юный.

Но ведь если Изабелла сумела воспитать такого отличного мальчишку, значит, и в ней есть что-то хорошее?

Или мне просто хочется так думать?

***

Когда я вхожу в столовую, Гай уже сидит возле Изабеллы с таким видом, будто находится тут давным-давно. Даже изображает удивление при виде меня. Артист растет.

Изабелла сжимает губы в линию. На мгновение мне кажется, что сейчас она вскочит и силой заставит меня вернуться в свою комнату. Но нет, она не трогается с места, только крепче сжимает в руке вилку, так, что бледнеют костяшки пальцев.

Гай был прав -- Изабелла в бешенстве.

Делаю вид, что ничего не замечаю, и спокойно направляюсь к перегородке к Миле и ее дочери. Не оборачиваюсь, но лопатками чувствую, что Изабелла взглядом прожигает дыру в моей спине.

Самое отвратительное, что нога правда побаливает, и я заметно хромаю.

-- Привет, -- улыбаюсь Нине. -- Доброе утро, -- ее матери.

-- Доброе, -- с сомнением в голосе отзывается Мила и предоставляет меня дочери.

-- Привет, -- улыбается Нина снова немного смущенно.

-- Тебе вчера влетело? -- спрашиваю серьезно, когда женщина отходит.

Качает головой.

-- Нет, -- отвечает тихо, -- пронесло. Грозилась поговорить со мной "позже", но так и не вызвала.

-- Ей было чем заняться, -- говорю, не вдаваясь в подробности. Зачем они Нине? Ей и так здорово досталось из-за гипертрофированной материнской заботы Изабеллы.

-- Что будешь? -- спрашивает девушка, меняя тему.

Улыбаюсь.

-- А что есть?

Нина перечисляет, тоже с улыбкой. Несколько минут дружелюбно болтаем, после чего беру поднос и направляюсь к уже закрепившемуся за мной месту за столом. Хотел бы я сесть подальше от Изабеллы, но это будет воспринято как открытая конфронтация.

Она следит за мной взглядом до тех пор, пока не ставлю поднос на стол и не сажусь напротив нее. Вилка по-прежнему крепко сжата -- не притронулась к еде за то время, что я ковылял туда и обратно и болтал с Ниной.

Продолжаю делать вид, что слеп на оба глаза и ничего не замечаю. Посылаю ей невинную улыбку, беззаботно отпиваю из кружки.

Убедившись, что ее непутевый старший сын не чувствует за собой никакой вины, Изабелле приходится заговорить самой:

-- Я велела тебе лежать, -- холодно, с упреком.

-- Мне лучше. Зачем гонять ко мне Милу? К тому же, ногу нужно разрабатывать.

Да отпусти ты уже эту вилку или тыкни меня ею, наконец!

-- Это та якобы врач сказала тебе разрабатывать больную ногу? -- нет, вилка все еще ждет своего часа в ее руке.

-- Маргарет -- доктор, -- говорю твердо. -- И очень хороший доктор. Не "якобы".

Как я мог забыть о главном правиле -- нельзя опровергать мнение Изабеллы? Вилка с грохотом падает на тарелку, на нас оборачиваются.

-- Сегодня же пойдешь к Джорджу, и он проверит художества этой Маргарет, -- сквозь зубы выдает Изабелла. -- Это не обсуждается.

Пользуясь тем, что внимание матери целиком и полностью направлено на меня, Гай, сидящий сбоку от нее, делает мне знаки, чтобы заткнулся и не спорил, а именно: крутит указательным пальцем у виска, а затем проводит им поперек шеи, закатывая глаза. В другой момент я бы посмеялся.

Меня просто физически ломает. Меня с детства ни к чему не принуждали -- со мной договаривались. Спорили, убеждали, объясняли, но никогда в жизни ни к чему не принуждали.

Вцепляюсь в горячую кружку, как в спасательный круг.

-- Хорошо, -- сдаюсь, -- как скажешь. Джордж так Джордж.

Черты Изабеллы немного расслабляются.

-- Я провожу тебя после завтрака, -- оставляет за собой последнее слово.

Затыкаюсь, отпускаю кружку. Завтрак кажется безвкусным.

Я все равно сбегу отсюда, чего бы мне это ни стоило.

И друзей своих вытащу.

***

Джордж толст -- это первое мое о нем впечатление. Даже не так, слишком молод, чтобы быть таким толстым -- так вернее.

Медику в белоснежном халате устрашающих размеров (меня можно обвернуть им втрое, и еще останется ткань на бант) максимум тридцать, у него розовое гладкое лицо, три подбородка и огромное пузо.

-- Знакомьтесь, -- торжественно объявляет Изабелла. -- Джордж, это мой сын Александр. Александр, это Джордж.

-- Доброе утро, -- здороваюсь.

-- Доброе, доброе, -- расплывается в улыбке, заставив затрепетать все три подбородка. -- А что у нас стряслось?

Еще один потерявшийся во времени -- тон, будто к нему привели пятилетнего пациента.

Изабелла у меня стряслась. Уберите ее, и я буду здоров.

-- Александр поранил ногу, -- деловым голосом озвучивает проблему командирша. -- Именно по этому вопросу я вызывала тебя вчера вечером, -- добавляет с упреком.

Джордж пожимает плечами.

-- Надо было перезвонить.