Счастливчик (СИ)

Удивленно поднимаю голову и вижу, что она побледнела и поджала губы, а ее взгляд прикован к моему правому предплечью.

-- Что? -- не понимаю.

-- Что это еще за дрянь? -- шипит Изабелла.

Вскидываю брови. Даже так?

Пожимаю плечами.

-- Татуировка.

-- Ух ты! -- Гай вытягивает шею, чтобы получше рассмотреть. -- И что там написано?

-- Ешь! -- обрывает его энтузиазм мать.

-- Я тебе потом расскажу, -- обещаю.

Глаза Изабеллы мечут молнии.

-- Ты должен это свести, -- заявляет. -- Выглядит безобразно. Будто ты какой-то бродячий музыкант.

Еще бы сказала: "как наркоман". Ну так здесь это должно быть комплиментом, ведь именно благодаря деньгам этих самых наркоманов они и держат свой тайный бизнес на Пандоре.

Медленно ставлю кружку на стол.

-- Я не стану ее сводить, -- говорю твердо.

Изабелла удивленно моргает, услышав отказ. Смотрю прямо на нее, не отводя взгляда, чтобы до нее наверняка дошло, что я не шучу.

Не спорю, Морган тоже хотела, чтобы я избавился от татуировки, но тогда мне было тринадцать, и она имела на это полное право. Но и то, Миранда и не подумала настаивать, сказав в итоге, что это мое тело, и я могу хоть красного дракона нарисовать себе на лбу.

Да что я говорю? Морган вообще никогда не смотрела на меня ТАК -- будто я пустое место без мнения и прав.

Изабелла косится на Гая, притихшего, но с интересом прислушивающегося к нашей беседе.

-- Хорошо, -- произносит холодно. -- Обсудим позже. А пока -- снова впивается взглядом в надпись на моей руке, -- натяни рукава пониже и не позорь меня.

Не думал, что два слова на латыни -- неслыханный грех и позор.

Молча выполняю требования и опускаю рукава. Хорошо, что поблизости нет тату-салона, а то при таком отношении Изабеллы я мог бы не удержаться и выбить себе на лбу того самого дракона.

***

Так как Нина ориентируется на местности лучше, мы договариваемся, что она зайдет за мной, а не наоборот. Все время до ее прихода вожусь с коммуникатором, пытаясь победить изувеченные настройки. Потихоньку получается, но чувствую, на это уйдет еще не один день. И ночь.

Девушка приходит точно в назначенное время, не опоздав ни на минуту. Открываю дверь в ответ на ее стук и приглашаю Нину внутрь. Приглашение она принимает, снова смущенно краснея, входит, осматривается.

-- Сейчас, куртку только надену, -- говорю, направляясь к шкафу.

Девушка соглашается кивком, молчит, будто воды в рот набрала. Вообще, она не только ведет себя, но и выглядит странно: на ней тонкое шерстяное платье выше колена, высокие сапоги и пальто с воротником-стойкой, выгодно подчеркивающее фигуру. Длинные волосы распущены и тщательно уложены локон к локону. Но вот выражение лица -- будто пришла на расстрел.

-- Мы точно погулять, а не на концерт в оперу? -- комментирую ее наряд.

Нина краснеет до корней волос и делает шаг по направлению к двери.

Ладно, я хам и грубиян, обидевший девушку, которая наряжалась и собиралась не один час, и все только ради нашей прогулки по окрестностям, но мысль, что она делала это не по собственной инициативе, не дает мне покоя.

-- Погоди, извини, -- останавливаю Нину, поймав за мягкий рукав пальто. -- Ты прекрасно выглядишь.

-- Правда? -- о, первое сказанное слово с тех пор, как она пришла.

-- Правда-правда, -- заверяю. -- Ты только не замерзнешь?

-- Нет, -- качает головой, -- спасибо за заботу.

***

На улице дикий ветер, такой, что жалею об отсутствии капюшона на своей куртке. Нина дрожит и норовит обхватить себя руками или подуть на заледеневшие пальцы. О том, что стало с ее идеальной прической, лучше не говорить.

Тем не менее ни слова жалобы или просьбы вернуться назад. Я же с отвратительным самому себе садизмом продолжаю таскать ее за собой по территории, с каждым кругом все больше и больше приближаясь к баракам в районе шахты.

Разговариваем на ничего не значащие темы: фильмы, книги, музыка. Нина отвечает очень осторожно, будто боится сказать что-то, чего я не одобрю -- хочет понравиться. У меня прямо зубы уже сводит от этого притворства.

-- Тебе Изабелла приказала заняться мной? -- не выдерживаю через какое-то время.

Нина вздрагивает, обхватывает себя руками, и я понимаю, что угадал.

Обгоняю ее, останавливаю, кладу ладони на плечи и заглядываю в глаза. Это непросто при развевающихся на ветру волосах, приходится самому заправлять прядь ей за ухо, потому что Нина застыла от страха из-за того, что ее разоблачили.

-- Нина, прости меня, пожалуйста, -- прошу искренне.

-- За что? -- не понимает.

-- За мою мать. Она тебе угрожала?

Нина осматривается по сторонам, будто боится, что нас услышат. Но в этом нет необходимости: в такой ветер, даже будь кто поблизости, не смог бы подслушать.

-- Изабелла никогда не угрожает. Она предупреждает.

-- Ясно, -- отпускаю девушку, пристраиваюсь сбоку. Несколько минут идем рядом, потом притягиваю Нину к себе и обнимаю за плечи (и ей теплее, и, если нас кто увидит, на пользу). -- Вот что, давай я скажу Изабелле, что очарован тобой, -- Нина подозрительно и чуть обиженно косится в мою сторону. Соображаю, что сглупил: -- Ну, то есть я правда очарован и рад с тобой пообщаться...