Счастливчик Старр

Только так, замаскированно, они выражали свою взаимную привязанность друг к другу. Лаки помахал рукой и на мгновение замер, его фигура мерцала в свете фонаря Бигмана. Затем он повернулся и пошел. Бигман смотрел ему вслед, пока Лаки не повернул за поворот туннеля и не исчез из виду. Бигман вдвойне ощутил тишину в одиночестве. Если он не был бы Джоном Бигманом Джонсом, он мог бы раскиснуть от ощущения потери, быть раздавленным, оказавшись в одиночестве. Но он был Джоном Бигманом Джонсом, и он напряг челюсти, сжал зубы и твердым шагом двинулся вперед по главной шахте. Пятнадцатью минутами позже Бигман впервые вызвал купол. Он был подавлен. Как он мог поверить, что Лаки всерьез рассчитывает на рудники? Скорее всего. Лаки дает сейчас радиовызовы специально для сириан, чтобы вызвать огонь на себя и выследить их? Конечно, волна его узко направлена, но передача не зашифрована, и ни одна волна не может быть настолько короткой, чтобы при известной настойчивости нельзя было её засечь. Он удивился, почему Кук согласился на это, и почти сразу же ему в голову пришла мысль, что Кук тоже не верил в сириан. Верил только Бигман! О, тупица! Бигман сосредоточился на Куке и послал условный сигнал, означавший, что все в порядке.

— Все в норме? — донесся в- ответ голос Кука. — А где Лаки?

— Пески Марса! Да Лаки впереди на двадцать футов. Ничего особенного не видно. И слушай, если я дам сигнал «все в порядке», жди нового вызова.

— Дай мне поговорить с Лаки Старром.

— Зачем? — с наигранной небрежностью в голосе спросил Бигман. — В другой раз.

— Олл райт, — поколебавшись, ответил Кук.

Бигман с усилием кивнул сам себе. Следующего раза не будет.

… Только как долго ему придется блуждать в темноте, прежде чем придет весточка от Лаки? Час? Два? Шесть? Прошло, быть может, часов пять, а от Лаки ни слова. Сколько он должен пробыть здесь? Сколько он еще может пробыть здесь? А что, если Кук потребует особой информации? Лаки велел описать ситуацию, но что, если Бигман не сумеет скрыть правду? Что если в его объяснении проскользнет намек на то, что Лаки ушел на Солнечную сторону? Лаки никогда не будет доверять ему. Ни в чем! Он отбросил • эти мысли. Зачем думать о том, что тебе неприятно. Вот если бы здесь что-нибудь могло отвлечь от дурных мыслей. Что-нибудь, кроме темноты и вакуума, кроме слабой вибрации его шагов и звуков его дыхания.

Бигман остановился, определяя свое местонахождение. На стенах были надписи — имена и даты. Время не смогло стереть их. Ориентироваться здесь не составляло труда. Слишком низкая температура сделала бумагу, на которой был вычерчен план, хрупкой и держать ее надо было осторожно, и это тоже раздражало Бигмана. Он повернул нашлемный фонарь на пульт управления, вдавленный в грудь скафандра, чтобы включить регулятор влажности. Внутренняя поверхность стекла лицевого щитка шлема запотела от влаги, выделявшейся придыхании, видимо, температура внутри скафандра поднялась вместе с ростом его раздражения — так объяснил себе это Бигман. Бигман уже заканчивал регулировку, вдруг он резко повернул голову в сторону и навострил уши. Он напрягся, почувствовав ритмичную вибрацию, которую он смог «услышать» только потому, что неподвижно стоял на месте. Бигман затаил дыхание, стараясь оставаться неподвижным, как стальная стена туннеля.

— Лаки? — дыхнул он в передатчик. — Лаки?

Пальцы правой руки марсианина коснулись ручек настройки прибора. Передача была зашифрована. Никто, кроме Лаки не мог его понять.

— Лаки? — снова повторил он.

Вибрация продолжалась. Ответа не было. Дыхание Бигмана участилось. Сначала с напряжением, потом с первобытной радостью, рожденной ощущением, которое всегда охватывало его при приближении опасности. В рудниках Меркурия был кто-то еще. Не Лаки, кто-то другой. Тогда кто? Сирианин? Бигман ждал ответа и улыбался. Бигман вытащил свой бластер и погасил нашлемный фонарь. Знают ли они, что Бигман здесь? Или они явились, чтобы захватить его? Бигман прислушался. Вибрация была негромкой.