Обескровленный отряд Кортеса был радушно принят в столице врагов ацтеков Тласкале, где началась подготовка «правильной» осады Теночтитлана. Положение испанцев сильно упрочили эпидемии гриппа и оспы, завезенных ими в Мексику. От оспы скончался новый вождь Куитлауак. Пока ацтеки боролись с болезнями, к Кортесу прибыло с Кубы подкрепление, появилась артиллерия, началось строительство флота. Корабли в разобранном виде доставлялись индейскими носильщиками с моря к побережью озера Тескоко (транспортная система ацтеков опиралась на реки и озера). В мае 1521 г. началась осада Теночтитлана, который к тому времени Кортес отрезал от поставок продовольствия и источников пресной воды. Неоценимую роль сыграла помощь новых индейских союзников. Сам Кортес указывает в «Третьем письме-сообщении», что их численность достигала 150 000: «Нас было около девятисот испанцев, а их более ста пятидесяти тысяч человек» (Баглай, 1998). Одновременно были подчинены союзные ацтекам города-государства долины Мехико. В августе 1521 г. начался штурм столицы, организованный по всем правилам военной науки. 13 августа, после захвата нового и последнего вождя ацтеков – Куаутемока, ацтекское государство пало. Далее вплоть до 1524 г. Кортес единолично управлял Мексикой.
Таким образом, мы видим, что успех Кортеса лежал скорее в сфере финансово-хозяйственной деятельности и умения договариваться и привлекать союзников. Какими же секретами смог привлечь на свою сторону Кортес многочисленных индейских вождей? Уж явно не стеклянными бусами!
Чтобы понять, почему Кортес оказался столь удачливым, рассмотрим систему дани в государстве ацтеков. Члены каждого завоеванного ацтеками племени платили завоевателям дань. Крестьяне отдавали треть урожая, ремесленники – треть продукции, торговцы и чиновники – треть выручки. Ничего не платили только знать и рабы. Но так было только в тех племенах и государствах, которые, по мнению ацтеков, покорились достаточно мирно. Тем, кто сопротивлялся, назначалась более значительная дань. А для тех, кто посмел организовать восстание, она увеличивалась в два раза.
Из-за разной истории покорения ацтеками племена вовлекались в общую бюрократическую систему государства по-разному. Кто-то был более приближен к вождю, чем остальные «равноудаленные». С «равноудаленных» драли «три шкуры». Этим и воспользовался Кортес, заключая союзы. Он, по сути, предложил индейцам реформу – фиксированную подушевую дань, или дань с каждого подчиненного местному вождю общинника. Какими бы невежественными ни были индейские вожди, но считать они умели! Сразу нашлись те, кому это было очень выгодно. Они и встали на сторону Кортеса. Ведь даже для индейца враг моего врага – мой друг.
Впрочем, эта радость длилась недолго. Дэвид Гребер говорит о том, что после захвата имперской казны большую часть добычи забрали себе офицеры, которые кредитовали солдат и местное население, взимая с них плату за все, начиная с амуниции и заканчивая медицинскими услугами. В свою очередь людям приходилось брать ссуды на эти нужды. Гребер пишет: «А что Кортес? Расплатившись со своими изначальными долгами, он умудрялся всякий раз влезать в новые. Кортес не был королем, он был подданным короля Испании и жил в юридической системе королевства, устроенной таким образом, что тот, кто плохо распоряжался своими деньгами, их терял. Более того, даже короли не были совершенно свободны в своих действиях. Карл V был в долгах как в шелках, а когда его сын Филипп II, чьи армии сражались на трех фронтах одновременно, попытался провернуть старый средневековый трюк с дефолтом, то все его кредиторы сомкнули ряды и заявили, что новых займов он не получит, пока не выполнит свои обязательства по старым. Таким образом, капитал – это не просто деньги и не богатство, которое можно обратить в деньги» (Гребер, 2015).
«А что же тогда?» – спросим мы. Приведу еще одну цитату, в которой Гребер недвусмысленно говорит о том, кто стал главным «бенефициаром» от разграбления Нового Света. «К 1540 г. избыток серебра привел к обвалу цен по всей Европе; в этот момент американские шахты могли бы просто перестать действовать, и весь проект колонизации Америки обернулся бы крахом, если бы не спрос на серебро в Китае. Вместо того чтобы разгружаться в Европе, галеоны с сокровищами стали огибать мыс Доброй Надежды и плыть дальше, через Индийский океан к Кантону. К концу XVI в. Китай импортировал почти 50 тонн серебра в год, что составляло 90 % всего китайского серебра. Для его оплаты нужно было в огромных количествах экспортировать шелк, фарфор и другие товары. Многие китайские товары попадали в новые города Центральной и Южной Америки. Эта торговля стала самым значимым фактором в складывании глобальной экономики, а те, кто контролировал финансовые рычаги, – прежде всего итальянские, голландские и немецкие торговые банки – сказочно разбогатели». Задолго до современных отношений «Китай – США» американо-китайский капитал уже выполнял роль двигателя мировой экономики!
Писарро и инки