Счастливый новый мир

Штат обслуживающего персонала Парк-Лейнской Больни­цы для Умирающих состоял из ста шестидесяти двух дельт, которые принадлежали к всего лишь двум бокановскифи- цированным группам идентичных близнецов: группе из восьмидесяти четырех рыжеволосых особей женского пола и группе из семидесяти восьми долихоцефалических особей мужского пола. По окончании рабочего дня, ровно в шесть часов вечера, обе группы дельт собирались в просторном вестибюле Больницы, где Заместитель Заведующего Хозяй­ственным Управлением Больницы выдавал им положенный дневной рацион сомы.

Случилось так, что, когда Дикарь покинул палату, в кото­рой умерла Линда, было как раз шесть часов; и, выйдя в вестибюль из лифта, он неожиданно для себя очутился в толпе дельт, ожидавших выдачи сомы. Однако мыслями Дикарь витал далеко-далеко, и он, сам не сознавая, что дела­ет, стал плечами и локтями прокладывать себе путь сквозь толпу.

— Эй, чего пихаешься? Куда прешь?

Тихо и громко, вызывающе и обиженно, с Дикарем десят­ками ртов говорили только два голоса; и, куда бы он ни бросал взгляд, со всех сторон на него глядели только два лица, словно размноженные сложной системой зеркал. И тут Дикарь очнулся от оцепенения, вернулся к действительно­сти и осознал, в каком мире он находится. Он поворачи­вался налево, направо, назад, но повсюду, к своему ужасу и отвращению, он видел одни и те же два лица, которые двоились, троились, шестерились, двадцатирились, пяти- десятирились... Близнецы, близнецы! Куда ни кинь глазом, спасу нет от близнецов! Как неотличимые одна от другой мушиные личинки, они дерзко, нагло кишели вокруг Ди­каря, стремясь омерзить таинство кончины Линды, — как личинки, но только куда крупнее и гаже, они ползли сквозь его горе и его покаяние. Дикарь помедлил и безумным взгля­дом обвел копошащийся вокруг него суетливый рой одина­ковых существ, обряженных в одинаковую одежду цвета хаки. "Как много добрых лиц! — ехидно заглумились над ним звенящие шекспировские строки. — Как род людской прекрасен! О счастливый новый мир!"

— Распределение сомы! — объявил чей-то звонкий голос — В очередь, пожалуйста! Скорей!

Открылась дверь, и в вестибюль вкатили стол и кресло. Звонкий голос принадлежал молодому разбитному альфе, который только что вошел через боковую дверь, неся под мышкой черный железный ящик (этот молодой альфа и был Заместитель Заведующего Хозяйственным Управлением — или, как его сокращенно называли, ЗамЗавХУ). По толпе дельт пронеслись радостные охи и ахи, и Дикарь был сразу же позабыт. Внимание дельт было теперь неотторжимо при­ковано к черному железному ящику. ЗамЗавХУ водрузил этот ящик на стол и вставил в скважину ключ. Раздался щелчок, и крышка ящика откинулась.

— О-о-оох! — одновременно вырвалось из ста шестиде­сяти двух ртов, словно перед дельтами был не какой-то невзрачный железный ящик, а волшебная шкатулка, извер­гающая в воздух искрометный фейерверк.

Молодой альфа вынул из ящика горсть пакетиков с таблет­ками.

— Ну, — сказал он заученным тоном, без всякого выраже­ния, — прошу подходить. Только по одному! И не толкаться!

По одному, не толкаясь, двойники-дельты двинулись вперед. Сначала двое самцов, потом самка, потом еще один самец, потом три самки, потом...

Дикарь стоял и смотрел. "О счастливый новый мир! О счастливый новый мир!" Стихи, колотившиеся у него в мозгу, казалось, вдруг сменили свою интонацию. Раньше они глумились над его горем и покаянием — глумились над ним с отвратительным циничным ехидством — измывались над его былой прекраснодушной грезой, обернувшейся таким мерзостным, таким тошнотворным кошмаром. А те­перь эти строки неожиданно затрубили призыв к оружию: "О счастливый новый мир!" — Миранда провозглашала, что есть еще в мире добро и красота, что еще не поздно покон­чить с кошмаром и снова превратить его в светлую, чистую грезу. "О счастливый новый мир!" — это был ратный клич, приказ катаке.

— А ну, прекратить толкотню! — прикрикнул ЗамЗавХУ и захлопнул крышку ящика. — Ведите себя прилично, а то я прекращу раздачу сомы.

Дельты испуганно зашушукались, потом смолкли и засты­ли, как окаменелые. Угроза немедленно оказала свое дей­ствие. Лишиться сомы — что могло быть ужаснее?

— Вот так-то лучше! — сказал ЗамЗавХУ.

Линда всю свою жизнь была рабыней и умерла рабыней. Но другие люди должны стать свободными — и тогда мир будет воистину прекрасен. Обязанность, ответственность, долг... И неожиданно Дикарю стало ясно, что он дол­жен делать: это было — как если бы вдруг распахнулись тяжелые ставни, отдернулась черная занавесь...

— Ну! — сказал ЗамЗавХУ. — Подходи в порядке живой очереди!

Из толпы дельт выступила еще одна самка в хаки и прибли­зилась к столу.

— Стойте! — громовым голосом заорал Дикарь. — Стойте!

Он быстро протолкался сквозь толпу и оказался около

стола; дельты вытаращились на него, не в силах взять в толк, что происходит.

— О Форд! — еле слышно произнес ЗамЗавХУ. — Да ведь это же Дикарь!

Ему стало страшно.