Счастливый новый мир

— Умоляю вас, внимайте мне! — закричал Дикарь (прежде ему никогда не приходилось произносить речи перед тол­пой, и он неожиданно осознал, что не знает, как начать). — О лондонцы! Сограждане! Друзья! Ко мне ваш слух скло­ните! Отвергните это страшное зелье! Оно — отрава, гибель­ная отрава!

— Простите, мистер Дикарь, — вмешался ЗамЗавХУ, при­мирительно улыбаясь. — Позвольте мне...

— Отрава и для души, и для тела!

— Весьма возможно, но все-таки позвольте мне закончить раздачу сомы. Прошу вас, не мешайте мне работать. Будьте любезны, разрешите мне...

— Ни за что! — воскликнул Дикарь.

— Но послушайте, старина...

— Выбросьте ее вон — эту гибельную отраву...

Прежде бедняги-дельты из всего этого разговора решитель­но ничего не понимали, но призыв выбросить заветную сому дошел до их сознания — и этого оказалось достаточно, что­бы в толпе поднялся глухой ропот.

— Я пришел принести вам свободу! — провозгласил Ди­карь, поворачиваясь к толпе близнецов. — Я пришел...

Но ЗамЗавХУ больше не слушал: он выскользнул из вестибюля и лихорадочно разыскивал в телефонной книге нужный номер.

— У себя его нет, — сказал Бернард. — У меня тоже, и у тебя. И его нет ни в Афродитеуме, ни в ИЧП, ни в ИЭКе. Где он может быть?

Гельмгольц пожал плечами. После работы он и Бернард ожидали найти Дикаря в одном из тех мест, где они уже привыкли встречаться по вечерам, но нынче его нигде не оказалось. И это было обидно, ибо они собирались на четы­рехместном вертолете Гельмгольца отправиться в Биарриц.

— Если он вот-вот не появится, мы опоздаем на прием, — сказал Бернард.

— Ладно, дадим ему еще пять минут форы, — предложил Гельмгольц. — Если за это время...

В этот момент зазвонил телефон. Гельмгольц поднял трубку.

— Алло. Да, это я

Он долго слушал, ничего не отвечая, а потом неожидан­но ругнулся:

— А, Форд в лимузине! Ладно, я сейчас буду!

— Кто это звонил? — спросил Бернард.

— Один мой знакомый из Парк-Лейнской Больницы. Дикарь сейчас там. Он ведет себя так, словно сошел с ума. Как бы то ни было, дело срочное. Поедешь со мной?

Бернард кивнул, и оба кинулись к лифту.

— Или вам любо быть рабами? — говорил Дикарь, когда Гельмгольц и Бернард вбежали в вестибюль Больницы; лицо его пылало, глаза сверкали гневом и возбуждением. — Вам любо всю жизнь оставаться младенцами? Да, младен­цами, которые хлюпают и проказят!

Раздраженный их животной тупостью, Дикарь начал уже осыпать оскорблениями тех, кого он взялся спасать. Но от непробиваемого панциря их тупости отскакивали любые оскорбления, и дельты глядели на Дикаря с бессмыслен­ной, угрюмой злобой, даже не понимая, что он их оскорб­ляет.

— Да, хлюпают и проказят! — заорал Дикарь.

Горе и покаяние, жалость и долг — все это было теперь забыто, все это было поглощено захлестнувшей Дикаря жгучей ненавистью к этим недочеловекам.

— Или вам не хочется обрести свободу? Не хочется стать мужами? Неужели вам неведомо, что такое свобода и мужест­во?

Ярость придала Дикарю красноречия, и слова теперь лились легко и свободно.

— Неужели нет? — повторил он, но не получил ответа. — Хорошо, — сказал он мрачно, с угрозой в голосе, — так я вам объясню. Я сделаю вас свободными, хотите вы этого или нет!

И, открыв окно, которое выходило на внутренний двор Больницы, Дикарь начал остервенело, обеими руками, вы­хватывать из ящика горсти пакетиков с таблетками сомы и выбрасывать их в окно.

На мгновение одетая в хаки толпа застыла, как оглу­шенная: оторопело, точно завороженные, смотрели дельты на это неслыханное святотатство.

— Он с ума сошел! — прошептал Бернард, глядя на Ди­каря округлившимися от ужаса глазами. — Да ведь они же его растерзают! Они...

В этот момент в толпе дельт раздался пронзительный крик, и они угрожающе двинулись к Дикарю.

— Помоги ему, Форд! — сказал Бернард и закрыл глаза.

— Форд помогает тому, кто сам себе помогает, — со смеш­ком ответил Гельмгольц и ринулся в толпу.

— Вы свободны! Вы свободны! — кричал Дикарь, одной рукой бросая за окно пакетики с сомой, а другой нанося удары по неотличимым друг от друга физиономиям напа­дающих. — Свободны! Свободны!

Неожиданно он увидел, что рядом с ним оказался Гельм­гольц, который тоже, засучив рукава, принялся отражать натиск напиравших дельт и одновременно помогать Дикарю выбрасывать за окно сому.

— А, старина Гельмгольц, мой добрый друг! — восклик­нул Дикарь. — Наконец-то из младенцев вы стали мужами! — провозгласил он и, перевернув ящик, в котором уже не осталось сомы, показал дельтам его черную пустоту. — Вы свободны! Свободны!

Однако это только подбавило масла в огонь: дельты усилили натиск.