Счастливый новый мир

— Да; это значит "Суррогат Неистовых Страстей". Регу­лярно, раз в месяц. СНС — это стопроцентный физиологи­ческий эквивалент страха и ярости. Все тонические эффек­ты удушения Дездемоны и гибели от рук Отелло без каких бы то ни было волнений и переживаний, связанных с этим актом.

— Но мне по душе волнения и переживания!

— А нам нет, — сказал Правитель. — Мы предпочитаем спокойствие и удобства.

— Но мне не нужно удобств! Мне нужен Бог, мне нужна поэзия, мне нужна опасность, мне нужна свобода, мне нужна добродетель, мне нужен грех.

— Иными словами, — сказал Мустафа Монд, — вы требуе­те для себя права быть несчастным.

— Ну, что ж, пусть так! — вызывающе воскликнул Ди­карь. — Я требую для себя права быть несчастным.

— И это включает ваше право быть старым, уродливым и немощным. Право болеть сифилисом и раком. Право не иметь хлеба насущного. Право жить в постоянном страхе

перед завтрашним днем. Право заразиться тифом. Право страдать и мучиться от невыносимой боли.

Последовало долгое молчание.

— Я требую для себя всех этих прав! — сказал наконец Дикарь.

Мустафа Монд пожал плечами.

— Ну, что ж, ваша воля, — ответил он.

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ

Дверь была незаперта. Они вошли.

— Джон!

Из ванной послышался характерный неприятный звук.

— В чем дело? — крикнул Гельмгольц.

Ответа не последовало. Неприятный звук повторился еще два раза, потом все умолкло. Через минуту дверь ван­ной отворилась, и в комнату вошел Дикарь. Он был бле­ден, как простыня.

— Что с тобой? — озабоченно воскликнул Гельмгольц. — У тебя такой вид, что краше в крематорий везут. Ты, часом, не заболел?

— Может быть, ты отравился? Съел что-нибудь недобро­качественное? — спросил Бернард.

Дикарь кивнул.

— Да, я отравился.

— Что?

— Я отравился Цивилизацией. Она стоит у меня поперек горла. И еще, — Дикарь понизил голос, — я съел свою соб­ственную греховность.

— Да, но что ты имеешь в виду?.. То есть, ты ведь только что...

— Теперь я очищен, — сказал Дикарь. — Я выпил раствор горчицы в теплой воде.

Бернард и Гельмгольц посмотрели на него с изумлением.

— Так всегда очищают себя индейцы.

Дикарь сел и, вздохнув, вытер рукой лоб.

— Мне надобно несколько минут отдохнуть, — сказал он. — Я изнемог.

— Не удивительно, — отозвался Гельмгольц.

Они помолчали, а потом Гельмгольц сообщил уже совсем другим тоном:

— Завтра утром мы улетаем.

— Да, завтра утром, — повторил Бернард, и в его лице Дикарь уловил новое для Бернарда выражение нарочитой отрешенности. — И кстати, Джон, — добавил он, наклони­вшись и положив руку на колено Дикарю, — я хотел бы тебе сказать, как я сожалею о том, что произошло вчера.

Он густо покраснел.

— О, как мне стыдно! — произнес он нетвердым голосом. — Мне вправду очень...

Дикарь прервал его покаяние, взяв его руку и с чувством пожал ее.

— Гельмгольц был ко мне так добр, так внимателен, — сказал Бернард. — Если бы не он, я бы...

— Ну, ну, не надо! — мягко прервал его Гельмгольц.

Они снова замолчали. И, несмотря на свою грусть — а может быть, именно благодаря грусти, ибо грусть была выражением их привязанности друг к другу, — все трое почувствовали себя счастливыми.

— Я нынче утром еще раз побывал у Правителя, — сказал наконец Дикарь.

— Зачем?

— Я просил его дозволить мне отправиться на острова вместе с вами.

— Ну, и что он сказал? — напряженно подавшись вперед, спросил Гельмгольц.

Дикарь покачал головой.

— Он не желает меня отпускать.

— Почему?

— Он сказал, что желает продолжать эксперимент. Но будь я проклят, — с неожиданной яростью воскликнул Ди­карь, — будь я проклят, если я позволю над собою экспери­ментировать! Хотя бы этого желали все Правители во все­ленной! Я тоже завтра удалюсь.

— Куда? — в один голос спросили Бернард и Гельмгольц.

Дикарь пожал плечами.

— Все равно. Не важно. Куда угодно, лишь бы быть в одиночестве.

Воздушная трасса из Лондона на юг шла сначала от Гил­форда на Годалминг, затем через Милфорд и Уитли, дальше на Хейзлмир и через Питерсфилд до Портсмута. Примерно параллельно ей проходила обратная трасса с юга на север. Когда-то она была проложена над Грейшотом, Элстедом, Путтенхемом, Тонгемом и Уорплсденом. На участке между кряжем Свиная Спина и Хиндхедом, в округе Серри, обе трассы сближались настолько, что отстояли друг от друга всего на шесть-семь километров. Это было очень опасное место для неумелых и неосторожных водителей, особенно ночью или если водитель принимал на полграмма сомы боль­ше, чем следовало. Там нередко случались аварии, порой очень серьезные. Поэтому недавно было решено отклонить трассу на несколько километров западнее. И теперь верто­леты немолчно жужжали уже над Селборном, Фарнхемом и Олдершотом. А между Грейшотом и Тонгемом высились четыре заброшенных, ветшающих маяка, стоявших там, где в былые времена, давным-давно, пролегала древняя автострада Лондон—Портсмут.