Счастливый путь

– Ничем, дескать, дорогой вы наш подписчик, помочь не можем. Кто не успел, тот что? – опоздал.

На что Крошкин уныло кивал седой головой и шёл дальше. Пока не понял, что всё напрасно.

Говорят, что не в деньгах счастье, а в выборе пути к ним. Пойми это Аркадий Осипович лет это сорок-тридцать назад, то, наверное, смог бы изменить и он направление своей жизни. Плыл бы зигзагами или же по течению, глядишь, теперь бы не сам толкался в очередях за дефицитными товарами, а в аптеках – за лекарствами, и не пришлось бы тогда, самому бегать за нужной литературой, а всё бы ему принесли на блюдечке, да с голубой каёмочкой. Да вот, видите, когда прозреваешь – к старости. Да, господа хорошие, в молодости надо выходить в "слуги народа", в молодости. А так, ты кто теперь? – пенсионер заштатный.

Вернулся Аркадий Осипович домой после напрасных похождений сердитым и сделал невестке выговор.

– Да как ты могла "Здоровье" проворонить? Ворона!.. – Ну и так далее.

Невестка начала было оправдываться, а потом просто отмахнулась.

– Вы, папа, напрасно гневаетесь. Кто знал, что "Здоровье" ваше лимитированным будет? – или: – Да что "Здоровье"? Я себе вон "Крестьянку" не могу выписать…

На что Аркадий Осипович ехидно хмыкнул тогда: "Гляди-ка, какая колхозница нашлась. Поля только по телевизору видит. К корове не знает, с какой стороны подойти. Ха! "Крестьянку" ей подавай. Отходить бы тебя перетягой!.."

А знаете ли вы что такое – перетяга?.. Э-э, не от сохи вы, господа хорошие, не от землицы. В колхозе, поди, даже по телевизору не бывали. Поди, про колхоз-то теперь и по истории уже не упоминают. А в мои-то годочки молодые – самый передовой край был в борьбе за урожаи. Правда, я сам из него, из той передовой траншее, к тому времени уже вышел, как только товарищ Хрущёв, а вторым заходом товарищ Брежнев, крестьянина раскрепостили. На завод в город сбежал. Да и не я один… Вот к тому же Аркадию Осиповичу. Ну, это к делу не касается. Это я о перетяге, которую в деревне ещё и чересседельником прозывают. Ремешочек такой, сыромятный, бывает и верёвка плетёная, которой оглобли подвязывают наперевес через седельце на спине лошадки. Так вот Аркадий Осипович сгоряча и пригрозил этим ремешочком невестушке.

А дела-то не шуточные надвигались. И чем темнее становились вечерние сумерки, тем, казалось, Аркадий Осипович становился угрюмее и меньше ростом, и голос звучал всё тише и суше. Увядал мужик, господа хорошие, на глазах, увядал.

На другой день, ещё питая маленькую надежду, сбегал на свой родной завод. Зашёл в профком, где ему посочувствовали и отправили в партком, мол, он занимается идеологией, в том числе и подпиской. Однако, и там, кроме "Правды" и ничем кроме "Правды", помочь не могли. А что "Правда"? Какое от неё здоровье? Так, на горчичники разве да на потребительские какие нужды.

Вернулся Крошкин подавленный домой, и вид его выглядел прямо-таки даже болезненным.

Жена его, Авдотья Филипповна, пенсионерка и по родным внукам почётная бабушка со стажем, немало забеспокоилась, глядя на мужа. Игралюшки в нём, то есть заигрывания потерялись, живость, к сожалению.

– Ты чтой-то, старый, так раскиселился? – сказала она ему тогда. – Неровён час опять инфаркт наживёшь. Далось тебе "Здоровье". Вон, Валентина, выписала "Крестьянку", и там есть советы медиков. Читай на здоровье.

Ничего ей на это не сказал Аркадий Осипович, только ещё больше потемнел лицом, даже черноморский загар бледней сделался. Руку от груди он теперь не отнимал, держал её в постоянной готовности, словно бы каждую минуту готов был перехватить кого-то или что-то, что всё ближе подкрадывался под его левый сосочек.

Вот уж чему быть, господа хорошие, тому не миновать. Случаются и в трагические часы- минуты возрождения или оживления, как хотите, понимайте. Но только на следующее утро ожил Аркадий Осипович. Ожил, болезный наш.

А что тому поспособствовало? Да тот самый, можно сказать, счастливый случай.

Уж не знаю, то ли по ошибке какой, то ли есть всё же судья, что руководит как отдельной судьбой, так и общей регатой, – словом, по неясной причине в почтовый ящик Крошкиных залетел журнал "Акушерство и гинекология". Может, кто-нибудь из домашних ради шутки подбросил? Может, почтальонша ошиблась? Но только оказался тот журнальчик на столике у Аркадия Осиповича.

Аркадий Осипович тот журнал даже взглядом не удостоил. Даже обидным ему такое издевательство показалось. Какие паршивцы! Насмехаются ещё… И высказал в таком разе всё, что думал о своей невестке, и сыну досталось.

Однако все в голос утверждали, что журнал, дескать, залётный, и никто худого умысла для отца не учинял. А Василий, сын, как бы, между прочим, посоветовал:

– Ты, отец, всё-тки просмотри его. Ведь тоже орган и тоже медицинский…

На что Аркадий Осипович ему ничего не ответил. Ушёл в свою комнату. Ушёл с большой обидой на всех: и на тех, кто довёл "Здоровье" до лимита; и на тех, кто не мог или не захотел журнал его любимый выписать; и на тех, кто нарочно его на Черноморское побережье сплавил. Все они, все эти товарищи, сговорились!..