Счастливый рыжий закат

Сердце бьется. Глуховато, но сильно. Отека головного мозга — нет. Токсина в крови много. Да, завтра надо подкалывать еще вакцины — учитель Ирвин прав.

Между тем, Феликс проговорил задумчиво:

— Ночь покажет.

— Я с тобой посижу, — сказал император, пододвигая к кровати сына еще один стул.

— Как мама?

— Пока ей врем, — был ответ императора.

4

В палате барона Гилмора появился его сын. Мальчишка был зареванный, но уже успевший взять себя в руки.

— Я запретил ему говорить вслух, — устало заметил Ирвин. — Отвлекает. И очень громко.

Юный баронет гневно сверкнул глазами, но промолчал.

— Как вы? — спросил учитель.

— Устала.

— Завтра повторим процедуру?

— Через сутки. Только уже миллиграмм на килограмм веса, а не так ударно.

— Согласен.

— И надо бы всех семерых как-то взвесить. И определиться с дозировкой. На втором этапе это уже важно — почки могут не справиться.

— Вы…лечите отца? — тихо спросил меня мальчишка.

Сухо кивнула. Говорить с гаденышем не хотелось.

— Рене, завтра с утра замените меня, — обратился ко мне Ирвин. — Я отправлюсь навестить миледи Веронику.

— Император сказал, что правды ей не сообщили.

— Это так. Однако… Миледи Вероника очень проницательный человек.

— И ей сейчас более чем не стоит волноваться, — сказала я, жалея, что нельзя при посторонних прямо сказать, что женщина ждет ребенка.

— Ричард мне сообщил, — ответил главный целитель, тоже посмотрев на мальчишку. — Я слежу за ситуацией.

Я кивнула — и отправилась дальше совершать ночной обход. Зашла в свою лабораторию. Сколько тут народу! Попросила студентов перенести электронный микроскоп, чтобы никому не мешать, склонилась над ним и…пропала.

Прошло несколько часов. Я боролась как могла, по-разному переплетая готовую вакцину, целительскую магию и магию огня.

Результат был нулевой. Вакцина лучше не становилась — и токсины быстрее или эффективней уничтожать не желала.

В какой-то момент меня просто оттащил от микроскопа милорд Швангау.

— Есть! — приказал он. — А потом — спать!

Раздраженно вздохнула.

— А вы сами-то когда в последний раз ели? — поинтересовалась у высокого начальства.

Он серьезно задумался.

В результате питались мы вместе. Получился такой… мирный ранний завтрак.

— Не обижайтесь на Эдварда, — попросил меня ректор. — Он не понял, что речь шла о вас. Милорд раскаивается, поверьте.

— Вы знаете… — я пила чай, мои травы мне по-прежнему не отдавали, — мне стало вдруг абсолютно ясно, что…все бесполезно.

— Что бы вы ни делали, люди не поверят? Вы это имеете в виду?

— Даже не так. Я поняла, что домогательство и совращение — это такое исключительное обвинение, что… уже не важно — что там было на самом деле. Уже не важно, что мальчишка меня оболгал. И совсем никого не интересует — зачем он это сделал. Важно лишь то, что на мне клеймо. И что бы я ни делала, как бы ни доказывала, к какому суду не апеллировала — этого не изменить. В глазах людей я эту мерзость сделала.

— Только не в глазах тех, кто вас хоть чуть-чуть знает, — попытался меня утешить ректор.

— Генри знал… — вспомнила я своего бывшего жениха.

— Получается, что нет. Или — что еще хуже — он прекрасно понимал, что вы на такое не способны, но предпочел отойти в сторону.

— Вашим первым порывом было сдать меня барону, — напомнила я.

— И мне за это очень стыдно.

— Вы посчитали, что я сделала все, в чем меня обвиняют?

— Нет. Просто… У меня тяжелые отношения с окружением принца Тигверда. И мое заступничество… Сложно сказать — в плюс бы оно пошло или в минус. Я хотел предложить вам сменить имя. Мы с Ирвином организовали бы вам документы — и у вашего любимого главного целителя появилась бы другая ученица. Все.

— Но я сделала по-другому.

— И сейчас я понимаю, что вы были правы, — опустил он голову. — А я — нет.

Девять утра. Я проснулась, приняла душ. Переоделась уже в платье. Не то, чтобы маги, работающие над вакциной на пределе — и уже, наверное, за пределом возможностей, обращали внимание на то, как я одета. Но все же…

Зашла к принцу Тигверду — Феликс спал, а император присматривал за сыном. Мне показалось — он мысленно с ним говорил, что-то рассказывал. А быть может и спорил.

Потом обошла остальных. Узнала неутешительные новости. Из семи человек эту ночь не пережили двое. Барон Гилмор выжил.

Отпустила Ирвина. Села в кресло около кровати барона. Сын его смотрел на меня из угла, где стояла кушетка, злым зверенышем. Интересно, о чем мне говорить с бароном? Как убеждать его не умирать?

«Слушайте, Гилмор… — мысленно позвала я его. — Гилмо-о-р…»

До меня донеслись отзвуки неприязни. И эдакого брезгливого удивление — типа — что ЭТО здесь забыло. Отлично. Значит, он меня слышит. И я продолжила.