«Вы просто не имеете права умирать. Вы не извинились передо мной, не воспитали нормальным человеком своего сына — а ведь он солгал вам, не сомневайтесь. Кроме того, меня пытались убить сразу после того, как я заявила, что обращусь к императору. Вы же не хотите, чтобы вас обвинили в том, что это приказали сделать вы. Еще надо разобраться, как вас удалось обмануть. Так что со смертью своей вы погодите. Вам еще исправлять все, что натворили вы и ваш…гадкий, мерзкий, лживый избалованный отпрыск!»
Волна гнева, направленного на меня была просто удушающей.
«Трепещу, — мысленно проговорила я не без удовольствия. — Вот просто от ужаса в обморок падаю. Злитесь сколько вашей душе угодно — только … не смейте умирать!»
Визит ненаследной принцессы Тигверд, невестки императора к нам в госпиталь, случившийся через три дня, мне запомнился надолго. Если не навсегда.
Я как раз шла по коридору второго этажа. От тяжелых детей — их отдали на мое попечение — к пятерке принца Тигверда.
За прошедшие трое суток не было ни одной смерти! Я не уставала благодарить стихии. Все дети уже очнулись — некоторые порывались встать. Зла и терпения на маленьких пациентов не хватало — целители младших курсов, присматривающие за ними, стенали и жаловались. Я распорядилась закупить детской литературы и читать вслух.
Что касается пятерки принца Тигверда, в сознание еще не пришел никто. Анализы крови были лучше час от часа. Но в реальность они возвращаться не стремились…
Меня это сильно беспокоило.
На лестнице послышались громкие голоса. Я перегнулась посмотреть, кто шумит.
— Мам, вот что ты завелась?! — говорил молодой человек лет шестнадцати заплаканной принцессе Тигверд, перегораживая ей путь. — Вот с чего ты взяла, что отец здесь?!
— Отойди… Прекратите делать из меня непонятно кого! — голос женщины был тихим и немного хриплым.
Другой молодой человек молчал и с укоризной поглядывал на первого.
— Я сказала — пропусти… те…меня… — женщина согнулась, прикрывая руками живот.
— Ваше высочество! — подбежала я. — Пойдемте, я осмотрю вас.
— Рене… Хоть…ты мне не ври… Пожалуйста. Ричард… — прошептала она.
— Все потом, — решительно сказала я. — Вам надо успокоиться.
И повела миледи Веронику в свободный кабинет. Положила на кушетку, вымыла руки. Накапала настойку, которую специально разрабатывала для беременных. Обычное успокоительное слишком сильное для женщин в положении. Чуть разбавила водой.
— Какая гадость! Еще хуже, чем у Ирвина.
— Расслабьтесь, — я расположила руки над ее животом. — Замечательно, с плодом все хорошо. Это просто спазм. Вы перенервничали, и вот результат.
— Он … жив? — глухо проговорила женщина.
— Конечно! Я же сказала, все хорошо.
— Мой муж. Ричард. Рене…он жив?
— Жив, — кивнула я.
— Что от меня скрывают?
— Ваше высочество, — начала я…
Дверь хлопнула так, что мы обе вздрогнули.
— Ника, прости, — начал император. — Ричард пострадал, и мы с Ирвином решили тебя не беспокоить. Я приказал всем…
Женщина поднялась.
— Значит, все эти дни, когда я умоляла сказать правду, когда я чувствовала, что с Ричардом совсем плохо… Вы мне врали, — тихо сказала она.
И император, и его главный целитель склонили головы.
— И вы приказали врать моим детям…
— Феликс, — тут она совсем побелела, — его все время не было дома. Значит… он вытаскивал Ричарда.
— Пойдемте со мной, — попыталась я вмешаться.
— Видеть вас больше не хочу, — процедила невестка императора сквозь зубы, проходя мимо мужчин.
Мы вышли. Ее сыновья осторожно посматривали на нее.
— Мам, — начал тот, который ее не пускал.
— Я пока не желаю с тобой разговаривать, — отвечала она.
Коридор, несколько дверей. Я открываю нужную и слышу:
— Ника…
Этот стон — лучшее, что случилось со мной за последние пять дней. Хотя…Нет, не так. Это в принципе лучшее, что когда-либо случалось!
5
Дом, милый дом… На самом деле — университетская квартирка — но я успела соскучиться.
Вот уже десять дней как я не заходила домой. С той самой ночи, как ректор университета увел под домашний арест к себе. Потом эпидемия…
А сегодня вечером я поняла — все. Не могу больше. Хочу в свою ванную, а не в общий душ. Ароматная пена, свечи, отвары — чтобы все, как я люблю. Я, в конце концов, заслужила!
Это особенное чувство, когда подходишь к своему дому. Вот уже начинается величественная габровая аллея, а за ней уже и…
— Миледи Агриппа! — раздался за спиной возмущенный голос ректора университета.
Шипохвостая мумамба! Чем их начальственная милость не довольна на этот раз? И что за манера меня — дочь простого солдата — именовать миледи?
Вслух я возмущаться не стала, вместо этого поставила сумку и саквояж на землю и обернулась:
— Что-то случилось, милорд Швангау?
— Почему надо было уходить, никому ничего не сказав? И потом… У вас тяжелые сумки.
Синие глаза. Сверкают! И голос такой… Грозный. Однажды мне пришлось лечить одного государственного обвинителя — воспаление внутреннего уха — так вот он вел себя приблизительно так же.