Счастливый рыжий закат

— Это вы как смеете приходить неподготовленными? — холодно и спокойно спросила я. Все-таки тесное общение с аристократами идет во благо. Раньше бы я разволновалась, сорвала бы голос, а сейчас лишь высокомерно цедила слова — точь-в-точь наш ректор в гневе. — Как вы смеете повышать голос на преподавателя?

— Можно подумать, преподаватель, — скривился молодой человек. — Все знают, как ты тут оказалась. И как свою правоту перед императором доказывала.

— Остановитесь, милорд. Это уже не просто дерзость. Это неуважение к императорскому суду, — тихо проговорила я. — И вам прекрасно известно, что в аудиториях во время проведения экзамена идет запись.

Тут я поняла, что студентов возле молодого человека нет. Все они исчезли в неизвестном направлении. Понял это и он. Замер.

— Рекомендую вам успокоиться, — посоветовала я. — И подумать вот над чем: в университете у вас нет врагов. Ни у кого из преподавателей нет задачи вас унизить или оскорбить. Есть задача выучить. Но вот вопрос — почему вы упорно сражаетесь с преподавателями, чтобы этого избежать?

Выбралась я к своим любимым змеям лишь во второй половине дня. Увлеклась, пытаясь выделить вещество, что улучшает яд и блокирует магию целителей. Ясно было одно — и со змеями, и с изумрудными клещами — работали с помощью магии. Но хотя бы след вещества должен был остаться!

«Надо бы проконсультироваться с милордом Швангау», — подумала я.

И тут ко мне в лабораторию постучали.

На пороге я обнаружила секретаршу нашего ректора.

— Пойдемте, скорее! — сказала она.

Мне стало не по себе. Что-то такое уже было.

— Не переживайте. Это хорошие новости, — обнадежила меня госпожа Миррова и улыбнулась, ободряя.

Поскольку мне было сказано — спешить, я отправилась к милорду Швангау как есть — в брючном костюме целительницы из мира принцессы Тигверд. Кстати, надо будет попросить еще один…

В кабинете ректора выяснилось, что у нас с секретарем было абсолютно разное представление о «хороших новостях».

Мужчину и женщину, сидящих рядом с герцогом Мораном, я уже видела. Правда, было это всего один раз. Через несколько дней после гибели моих родителей. Но я запомнила. На всю жизнь запомнила…

Мои бабушка и дедушка — родители мамы. Миледи и милорд Брайс. Они отреклись от собственной дочери, когда та вышла замуж за человека, не подходящего ей по статусу.

— Добрый день, Рене, — поздоровался со мной милорд Брайс, оставаясь, впрочем, сидеть. Миледи Брайс, увидев, что на мне надето — и вовсе поджала губы.

Довольная улыбка на губах нашего ректора, с которой он поднялся, чтобы поприветствовать меня, как-то завяла.

— Миледи, милорды, — склонила я голову в приветствии.

— Миледи Агриппа. Прошу вас, — милорд Швангау подошел ко мне и подал руку.

Ректор проводил меня к столу. Усадил в кресло.

Родственники молчали.

Они точно так же молчали тогда, много лет назад, когда к ним привезли осиротевшую внучку. Сослуживцы отца посчитали, что мне лучше всего будет с родными людьми. Что бабушка и дедушка, оплакивая дочь, найдут утешение в заботе о родной кровиночке.

Как же, как же…

Милорд Швангау уселся на свое место и стал наблюдать — как обычно — прикрыв глаза.

— Простите за бестактность, — начала я. — Но… Чем обязана?

— Действительно, дурно воспитана… — протянула миледи Брайс. — Не зря мы ей отказали от дома.

— Дорогая, успокойтесь, — заявил ее супруг. — Необходимо снисходительно относится к чужим слабостям.

Потом он повернулся ко мне, осмотрел меня внимательно и торжественно заявил:

— Мы готовы принять вас в семью, Рене. Конечно, над вашим поведением и манерами придется много и тщательно работать, но… Думаю, мы сможем. Все вместе. И ты, и мы. Будем очень, очень стараться. Не так ли?

— Наше участие в твоей судьбе простирается так далеко, что мы нашли тебе жениха, — продолжила миледи Брайс. — И он согласен заключить с тобой законный брак. И это — несмотря на отсутствие хоть мало-мальски приличной репутации. Надеюсь, ты сможешь это оценить в полной мере…

— Как же я понимаю маму, — пробормотала я.

— Сдержанность и приличие, — торжественно провозгласила моя родственница.

— Миледи Агриппа, — отмер милорд Швангау, который с начала выступления моих родственников никак не реагировал на происходящее. — Думаю, вы можете быть свободны. Достаточно.

Поднялась. Вышла, не прощаясь.

Быстро дошла до лаборатории, стараясь не бежать — зачем мне лишние разговоры. Хотелось запереться — и никого-никого-никого не видеть. Очень долго.

Но… возле двери ждал Генри. С еще одним букетом цветов.

— Рене… — начал он. Потом осмотрел меня и проговорил. — А почему ты в таком виде по территории университета ходишь? Ладно там, где тебя никто не видит…

— Уходи.

— Но я хочу помириться.

— А я не хочу! Не мириться. Ни общаться. Ни видеть. Мы расстались. Все кончено.

— Не понимаю. Ты же говорила, что любишь меня?

— Генри…Ты, действительно, думаешь, что любовь может выжить после такого предательства?

— Когда любишь — прощаешь все, — заявил мой бывший жених.