Счастливый Цезарь

– Женщины там были, однако одиночества моего они не могли прогнать: ведь женщина подобна жизни, зерцало существования. А в той загробной грезе основой жизни , главной ее пружиной была нужда Жить, Быть как Все. То есть Никем и Никаким. Вот женщины и отражали в своих чувствах эту серую одинаковость. Потянется вроде, ощущая необычность мою… А после видит – нет подтвержденья высоты моей природы и отшатнется тут же. Ведь Цезарем я был лишь в личном чувстве, – я знал, Кто я. Но Знал в одиночестве.

– Скажи, Цезарь, кому там поклоняются в Аиде? Каким богам?

– В особых храмах там поклоняются невидимому Богу, единому в трех лицах.

– Как у этрусков, подобен их бог четырехликому Янусу.

– Невидимый, как у Иудеев…

– Да, боги у них иудейские, – подтвердил Цезарь. – Но наши иудеи кладут запрет на изображенье, а там, в загробье – рисуют божество и поклоняются ему через намазанный лик.

– С чем схоже изображенье их бога? Подобное Зевесу или Египетской природы?

– Их бог подобен просто человеку, в изображенье, – сказал Цезарь. – Тут какая-то тайна, ибо цель и смысл поклонения – Спасение, и жизнь иная и вечная… Все это меня и натолкнуло на отдельное подтверждение моей догадки о том, что мир и жизнь вокруг – ненастоящие. Но как их Бог спасает от смерти себя ей предавая – не понял я. Они распинают Его, чтобы потом с Ним вместе воскреснуть. Подобно Озирису или Орфею…

– Как же ты спасся, Цезарь? Неужто через иудейского божка? – захохотал Антоний.

– Ко мне явилась Муза, – ответствовал Цезарь. – Спасительная фея из тех, что прилетали к царю Нуме, в древности нашей. Она-то мне и шепнула: «Возвращайся, Цезарь! В Истории все это числиться не будет все равно! К чему страдать напрасно… Я вновь приду к тебе в достойном тебя существовании. Здесь жизни нет». – Но как мне отсюда вырваться, – воскликнул я. – Я пробовал даже убить Себя, чтобы исчезла пелена вокруг – не вышло… Как ускользнуть из подземелья?

– Убить и уничтожить можно лишь живое – а здесь ты, как мертвый, – ответила мне Муза. – Другое надо, чтобы уцелеть и выскользнуть в спасительную дверь – Признание. Хоть кто-нибудь из этой жизни должен увидеть в тебе Цезаря – тогда ты спасен.

– А ты? – спросил я. – Ты, разве, меня не узнаешь?

– Я этой жизни не принадлежу.

Сказала и растаяла. Вокруг совсем сгустились сумерки и стало глухо: ни человека рядом, ни богов… Где, средь кого мне взыск чинить признания Себя такого как я есть? И чувствую в себе нежданное вдохновение, как будто отвечает мне Музой вдохновленная душа моя и говорит – куда идти.

Стал вновь обходить загробные магистратуры, думаю, вдруг наткнусь на прозорливого. Долго бродил, пока однажды попал, видать, туда, где жребий мой поджидал меня. И магистрата увидел за странным таким столом, прямо на перекрестке жизненных дорог. К нему много путей судьбы сходилось, и люди, иль тени – не ведаю того, так и тянулись, брели каждый своим.

Пришел я к нему и прошу: Спаси, – говорю, – меня от этой жизни!

Он смотрит на меня, и вот что удивительно, вроде место он занимает и фигура есть, в особенности издалека, а в то же время, как будто место пустое, только взгляд один и чувствую на себе. «Ты – Цезарь!» – говорит он мне: вмиг признал. Я диву дался и чувствую – конец приходит моим страданиям. Тут он мне предлагает отправиться в другую географию. «Спаси меня, – прошу я. – Убери меня совсем из этой жизни… Отправь меня туда, откуда я пришел», – прошу я его.

Он и отправил. Нарисовал рукой, очертил так легко в воздухе дверцу, и дорога открылась. Я по этой дорожке и пошел. Долго шел, пока уже совсем под утро появились знакомые места и очнулся я наконец от тягостного сновидения.

Вновь с вами, друзья. И эта беседа в историю не попадет. Не попадет в историю и сегодняшняя встреча моя. Она опять явилась мне, чудесная Муза, Богиня, а Я… – не узнал ее. Да и не смог бы отдаться, как там, в Загробье. Здесь иные нас ждут заботы: когда звенят мечи – муза уходит. Наверно, Власть и Вдохновенье редко соприкасаются.

– Гениально! – закричали гости за столом, выражая всячески восторг. – Воистину ты, Цезарь, дружен с Музами…

– Увы! Если бы так, – сказал Цезарь. – К несчастью – все это голая правда.

Но вот какая странная мысль мне не дает покоя: не обманул ли меня тот Магистрат в Аиде-Сне. Взял и отправил меня, но в жизнь ненастоящую, а в нашу с вами сочиненную легенду. Ведь там, в загробном сне, откуда я вырвался при помощи вдохновенья Музы, я про себя все знал. А здесь? Кто сможет доказать, что все мы сейчас в живой и настоящей жизни? Что мы не выдумали, не сочинили сами происходящее с нами? Составили живое описание себя, событий, страстей и стали тем, Чем Кажешься! И жизнью живем сейчас мы вовсе не настоящей, а легендарной.

Внутри легенды я нахожусь про самого себя и нас всех, легенды сложившейся при нашей жизни. Вот отчего так легко было загробному Магистрату меня оттуда отправить, потому что оправил он меня не в прошлое живое, а в историю, которая, как известно, живет вечно, которую мы своим присутствием лишь оживляем в памяти человеческой.