Счастливый удар

Лили и Дерек ближе всего к биологическим родителям – к настоящей семье, – о которых я могла бы просить. В ту минуту, когда я вошла в двери их большого дома, меня встретил аромат цветов, арахисового масла и печенья с кусочками шоколада, которое Лили пекла на их профессиональной кухне.

Мне грустно вспоминать, как потрясли и ошарашили меня обычные, уютные запахи. Но после многих лет несвежей одежды и подгоревшей еды мое удивление было вполне понятным.

Сын Лили, Бен, очень серьезно отнесся к обязанностям старшего брата и в первую же секунду встретил меня как младшую сестру. Он защищал меня от всех и всего, пока не уехал учиться в университет за год до меня.

Лили и Дерек предпочитают не затрагивать тему моих биологических родителей, держа ее под замком. Они знают, что для меня это все еще больная тема. Вероятно, поэтому для меня стало полной неожиданностью, когда Лили позвонила сказать, что прошлым вечером к ним явилась моя биологическая мать.

Я держу телефон возле уха, но слышу только помехи. По жилам струится гнев и баламутит воспоминания, о которых я никогда больше не хотела думать. Насмешки, следы слез и опухшие глаза, которые я прятала каждое утро. Я никогда не могла избавиться от чувства, что от меня отказались.

Я знаю, что Лили говорит, но ее слова заглушаются, как будто моя голова под водой, а она зовет меня.

Закрыв глаза, я поворачиваюсь на бок и утыкаюсь лицом в подушку, прежде чем выдохнуть. Комфорт кровати не дает стенам сомкнуться полностью.

Наконец мягкие слова Лили пробиваются сквозь туман.

– Поговори со мной, детка. Не отталкивай.

– Что она хотела? – шепчу я.

– Твой номер телефона. Она хотела знать, где тебя найти.

В груди становится тесно.

– Ты ничего ей не сказала.

– Да, солнышко. Не сказала. Я не вправе вмешиваться. Она даже не должна была знать, где нас найти. Эти записи должны быть засекречены.

– Я не хочу иметь никаких дел с этой женщиной.

Ребекка – больше не безымянная женщина, чья кровь течет в моих жилах, – всего лишь человек, носивший меня девять месяцев. Она никогда не будет в моих глазах чем-то большим, чем суррогатной матерью.

– И тебе никогда не придется. Я выясню, как она узнала про нас. Я тебе обещаю.

Я киваю, хотя она и не может меня видеть. Может быть, я должна плакать из-за всей этой ситуации, но думаю, что уже выплакала все свои слезы по этой женщине.

– Спасибо, мам.

Она лишь слегка сбивается с дыхания, прежде чем сказать:

– Не за что, любимая. Ты моя девочка, верно?

Я смеюсь и всхлипываю.

– Я твоя девочка.

– А теперь скажи мне, в порядке ли ты, потому что ты знаешь, что я не смогу положить трубку.

В порядке ли я? Я решаю быть честной и с ней, и с собой.

– Не знаю. Полагаю, я больше растеряна. Растеряна и зла. Очень зла. Какое она имеет право просто появиться и спрашивать обо мне после стольких лет? Разве она не знает, что ее не ждут?

– Не знаю, солнышко. Мне правда хотелось бы успокоить тебя.

– Как она выглядит? – вырывается у меня.

Мама молчит, и это молчание тяжелое, тревожное.

– Как ты, – наконец произносит она. – Но далеко не такая красивая.

Я сглатываю ком в горле и рвано вдыхаю.

– Спасибо.

– Я люблю тебя, Ава, и мы оба с тобой.

– В последнее время я много смотрю «Кости», просто к слову! – кричит папа где-то рядом с мамой, его голос еле слышно.

Мои губы приподнимаются в улыбке, и я не сопротивляюсь.

– Он только что намекнул на навыки уничтожения мертвых тел?

– Да, похоже на то, – подтверждает мама с тихим смехом.

– Передай ему спасибо.

Она начинает отвечать, когда в мою дверь стучат. Пять раз.

– О, детка! Открой дверь, пока я не уронил всю нашу еду на пол, – кричит Адам.

В ухе звенит мамин смех, и она говорит:

– Позвони мне, если я буду нужна. Я серьезно, звони в любое время.

Я встаю с кровати и подхожу к двери.

– Позвоню. Я люблю тебя, мам.

– Я тоже тебя люблю. Хорошего вечера.

– Хорошего вечера, – бормочу я и отбиваю звонок.

Адам снова начинает стучать, и я, нахмурившись, распахиваю дверь.

– Ты разозлишь соседей.

Он широко улыбается и поднимает большую коробку пиццы и пакет.

– Оно того стоит. Впусти меня, я умираю с голода.

Я отхожу с дороги и пропускаю его, после чего запираю дверь.

– Откуда ты знал, что я дома? Мог бы написать.

Он ставит все на журнальный столик, плюхается на диван и слишком любопытно смотрит на меня своими теплыми карими глазами.

– Что случилось?

Я не хочу говорить про Ребекку, поэтому избегаю его вопроса, переключив разговор на него.

– Почему ты здесь?

– Кроме того, что принес тебе еду, потому что знаю, что ты собиралась заниматься весь вечер, а в таком настроении ты никогда не заботишься о еде?

Конечно, ему обязательно все время быть таким чертовски заботливым. Из-за этого невозможно оттолкнуть его, когда не хочешь говорить о своих проблемах.

– Черт побери, Адам, – ворчу я, садясь рядом с ним на диван. – Что ты принес?

– Любители мяса. Никаких ананасов для тебя.

Я откидываю крышку с пиццы и еле сдерживаю стон от запаха. В животе урчит, я беру кусок и начинаю есть.

– Спасибо, Адам. Ты так хорошо меня знаешь, – вздыхает он.

Я проглатываю.

– Спасибо, А. А теперь перестань злорадствовать.