Считалки, стихи и сказки

На Кирицкой дороге
С левой стороны
Есть поворот на Бюквиц.
Вы знать его должны.
И там, в особой будке
Прозрачный гроб стоит.
Лежит в нем рыцарь Кальбуц,
Уж триста лет лежит.
Давно истлеть он должен,
Да все не прогниёт.
А Зауэрбах и Вирхов
Стоят, разинув рот.
— Ты, рыцарь, дружка моего зарубил.
— Ну что ты, дитя, не я это был.
— Нет, ты зарубил дружка моего.
— Охотно тебе заменю я его.
— Кальбуц дружка зарубил, ваша милость.
— Судья, старый друг, молодежь развратилась.
— Он, он убийца, я знаю, что он.
— Судья, передай жене мой поклон.
— Рыцарь, на Библии мне поклянись!
— Богом клянусь, что не я, отвяжись!
— Он лжет под святою присягой, судья!
— Да чтоб в гробу мне не сгнить, если я.
Полмарки детям стоит вход,
А взрослым чуть дороже.
Увидеть Кальбуца в гробу
Любой зевака может.
И больше не разбойник он,
И изменился свет,
И девушки не так смелы,
И верности той нет.

Гёте и Тышбайн

Отправился однажды
С приятелем на юг
Поэт немецкий Гёте.
(Тышбайном звался друг).
Приехали в Неаполь,
Везувий там стоит.
Вулкан коварный этот
Плюётся и ворчит,
Икает и рыгает,
Дымится круглый год,
И камни извергает,
И злюкою слывёт.
Тышбайн был живописцем,
А Гёте был поэт.
— Я поднимусь! — сказал он.
А Тышбайн крикнул: — Нет!
Везувий огромную глыбу взял
И как швырнёт ее вниз.
Но Гёте сказал: — Я иду наверх,
А ты, Везувий, не злись.
Герр Гёте, герр Гёте, как же так можно?
Вы поступаете неосторожно!
Вот у Тышбайна есть чувство меры,
А то с кого бы мы брали примеры?
И тут на быстрых крыльях
Муза спорхнула со склона:
— Неужто погиб мой Гёте?
Он жив! Хвала Аполлону!
И раскалённую глыбу
Лилейною ручкою — хвать!
Не раз уж ей приходилось
Пальцы себе обжигать.
Друзья домой возвратились,
Счастливые до небес.
Гёте — что спасся чудом,
А Тышбайн — что вверх не полез.
Герр Гёте, герр Гёте, как же так можно?
Вы поступаете неосторожно!
Вот у Тышбайна есть чувство меры,
А то с кого бы мы брали примеры?

Юлина крыса или О пользе учения