Считаные дни

У него в левом глазу лопнул кровеносный сосуд, Магнар бросил взгляд на малышку, спавшую у нее на груди, и прошептал: «Как мы ее назовем?» — «Кайя, — ответила Лив Карин, — я думаю, мы назовем ее Кайя». Магнар взглянул на нее с удивлением и сомнением. «Или ты хотел что-нибудь финское? — спросила она. — Синикка, как звали твою бабушку по папиной линии?» Магнар покачал головой: «Нет, я просто думаю, похоже будет звучать — когда кто-нибудь позовет — Лив Карин и Кайя». Лив Карин на это ответила: «Ну, тогда мы прибежим обе». Магнар улыбнулся и положил руку на головку дочери, и его ладонь оказалась больше ее головы. «Привет, — прошептал он, — ты Кайя?» Малышка сморщила носик и открыла глаза. Магнар тихонько засмеялся. «Смотри-ка, — заметил он, — она уже отзывается на свое имя».

Молодая мать смотрела в искавшие ее темные глазки, такие же бездонные, как и та любовь, которую она чувствовала в тот момент по отношению к дочери, появившейся на свет только три часа назад и мирно посапывавшей на ее руках, и Лив Карин позволила себе ошибочно вообразить, что это чувство было взаимным, что эта связь ощущалась с двух сторон, что безусловная любовь исходила не только от нее самой, но и от дочери, так же естественно и безоговорочно текла в обратном направлении.

А теперь она должна подмести осколки, вытереть лужу какао и отмыть светло-коричневые пятна на боковой стенке плиты, поднять стул и выбросить булочки в помойное ведро, а еще — завязать мешок с мусором и вынести его, потому что когда несколько часов назад она выкидывала туда яичную скорлупу, то заметила, что из переполненного ведра неприятно пахло.

Но Лив Карин не двигается с места — она выжата как лимон, пытается найти в себе силы, вызвать их, но ничего не получается; и когда раздается звонок в дверь, она вздрагивает и слышит звук, который вырывается изо рта, такой судорожный выдох.

Бросаясь к входной двери, она видит перед собой лицо дочери. Вот Кайя на лестнице, стоит смущенная, взгляд в сторону, мучается угрызениями совести, из-за этого она не смогла сесть на автобус до Восса, или по той же причине ей пришлось сойти по дороге; нажала на кнопку сигнала остановки, когда автобус огибал Стуресвинген, направляясь в сторону горы, поспешно пробормотала что-то водителю в свое оправдание — мол, ей кое-что нужно сделать, совершенно неотложное, а потом прошла весь отрезок пути назад пешком, под дождем, чтобы вернуться сюда и попросить прощения — глаза в глаза.

На крыльце стоит незнакомый мужчина. Он молод, хорош собой, но выглядит усталым, и когда его рот растягивается в улыбке, она больше похожа на непроизвольное движение губ, чем на искреннее и дружелюбное приветствие.

— Привет, — произносит он. — Лив Карин?

Ей приходит в голову, что он, должно быть, один из тех проповедников, что появляются здесь время от времени. Прошлым летом Кайя впустила двух таких, и когда Лив Карин вернулась домой из магазина и снимала обувь у входной двери, то услышала их голоса в кухне, бесцеремонные вопросы дочери, которая с неподдельным любопытством выспрашивала их о том, что они «всерьез думали о жизни после смерти». Когда Лив Карин вошла в кухню с пакетами в руках, Кайя сидела на скамейке у окна, а на стульях лицом к ней расположились двое мужчин приятной наружности, одетые в костюмы. Они сидели подавшись вперед, сложенные руки лежали на клеенке рядом с Библией в черном переплете, а их взгляды были устремлены в одну точку — на маленькие трусики Кайи, она надела только красное бикини.

— Нет, спасибо, — бормочет Лив Карин и уже собирается захлопнуть дверь, но тут замечает за спиной молодого человека автомобиль — красный «гольф» с открытым багажником, внутри которого виднеются два чемодана и несколько серо-коричневых картонных коробок.

— Я приехал немного раньше, чем обещал. — Тон у мужчины извиняющийся. — Всю ночь за рулем.

Он быстро улыбается и проводит рукой по щеке, на которой уже заметна щетина, она кажется мягкой, почти как пушок у ребенка. Лив Карин понравилась мысль о том, что в их доме поселится врач. Когда пару недель назад он позвонил по объявлению, она тотчас же согласилась, даже не спросив рекомендаций, просто подумала, что в случае чего он окажет помощь. Но она представляла себе кого-то постарше.

Его взгляд скользит мимо Лив Карин, устремляется в коридор; быть может, ему видна и кухня, и ей, конечно же, следовало бы пригласить его войти, угостить кофе с бутербродами — он же ехал всю ночь. Но в кухне царит беспорядок, кругом осколки, вряд ли удастся придумать оправдание, но в то же время у нее в голове не укладывается, как она умудрилась забыть о том, что он приезжает именно сегодня.

— Я принесу ключи, — произносит Лив Карин, — подождите минуточку.

Возвращаясь к двери, она спотыкается о босоножку Кайи, которая свалилась с полки для обуви; Лив Карин наклоняется и поднимает ее, кладет на место рядом с футбольными бутсами мальчишек и сапогами Магнара.

— А вас здесь сколько живет? — спрашивает доктор и кивает на полку, где разномастные пары обуви теснятся в три ряда.