- Так сегодня мой день рождения, - из смежной комнаты появилась Нинка Митягина. В колготках в рубчик и в сапогах на "манке". Бесстыжая и в своем бесстыдстве - соблазнительная. Она подплыла к Балахнину, помимо воли смешавшемуся. - Слушайте, чего они все Вас боятся? Вроде импозантный мужчина. Не хотите составить компанию новорожденной?
Будто случайно Нинка коснулась ладонью секретарского бедра. Установилось выжидательное молчание. Согласие стало бы индульгенцией для всех.
Балахнин заколебался.
- В самом деле, Юрий Павлович! - взял быка за рога Листопад. - Отметим культурно? Опять же нечаянная радость - Анджела Дэвис на свободе. Нам, интернационалистам, грех за такое не ломануть, пока при памяти.
- Гитара-то хоть найдется? - Балахнин качнул головой, то ли удивляясь своей покладистости, то ли давая возможность женщинам оценить его густую шевелюру.
- Да боже ж мой! - облегченно захлопотал Вадим. - Что гитара? Орган добуду!
* ... На улицу раскрасневшийся
- Ты что, и впрямь меня не узнаёшь? - полюбопытствовал Балахнин.
Иван озадаченно промолчал.
- А ты напрягись. Мужика в тянучках, с которым под утро на скамейке распивал, а потом от милиции отбил, - неужто забыл? - От оно! - Иван обрадованно хлопнул себя по ляжке. - То-то гляжу, шо-то вроде...
Балахнин с любопытством скосился.
- Наслышан я о тебе, - сообщил он. - Только не знал, что тот самый. Стало быть, доцентствуешь?
- Пока всего лишь и.о.
- И не поднимешься выше, если с кем и где ни попадя ханку хлестать будешь! Пойдешь ко мне в аппарат работать?
Листопад присвистнул:
- Слушай, а если б мы еще "сухаря" добавили, куда б ты меня пригласил?
- Брось! - властно, неожиданно трезво рубанул Балахнин. - Я по пьяни ничего не решаю. У меня так: отдых - одно. Дело - другое. Не пересекаются. А вот у тебя, вижу, это намешано.
- Не скрою, уважаю добрую гульку, - с пьяной откровенностью пробасил Листопад, сбивая Балахнина с привычного начальственно- снисходительного тона. Иван не то чтобы специально рассчитывал свое поведение. Скорее, был он человеком стихии. Но - с абсолютным социальным слухом. И как человек с абсолютным слухом умел точно определить, с кем и в каком тоне следует говорить. И хоть действовал интуитивно, практически не ошибался.
- Все мы гомо сапиенс и любим посвинячить, - принял интимную интонацию Балахнин. - Не с таким размахом, как ты, - он озадаченно покачал головой. - Но если втихую, в достойной компании, то почему бы нет? - На Нинку глаз положил? - напрямую спросил Листопад.
- Шуму вы много подняли, - уклонился от прямого ответа Балахнин. - Этого не бойся. Никто не узнает: ты, я и она. Нинка, хоть официантка, но деваха серьезная. На кого попало не кидается. А на тебя, вижу, запала. Сама-то первая сказать стесняется. И тебе по должности неловко. Но могу намекнуть, что ждешь. Что скажешь?
- Придет - не обижусь, - осторожно произнес Балахнин. - Но если после разговоры пойдут, источник выяснять не стану, - твой прокол будет. Первый и последний. А что касается приглашения в обком, так тоже не с бухты-барахты. Я тебя сегодня на этой трибуне вычислил. Это ж надо наших олухов так загипнотизировать, - Балахнин завистливо выпятил губу.- Видят ведь, что куражится, а - ни с места. Так вот я не шучу. Да?
- Я тоже. Нет.
- Подумай как следует: дважды не предлагаю.
- Нет! - Листопад давно осознал значимость начавшегося разговора, и теперь быстро, на ходу, подбирал и интонацию, и нужные слова: такие, чтоб не дать потерять интереса к себе. - Холуев у тебя и без меня полный обком. На хрена тебе еще один?
- Лих судить, - Балахнин предостерегающе построжел. - Холуи, конечно, само собой. Где и куда без них? Но не только. Люди мне и впрямь нужны. Сейчас молодежь такая, что на "даешь" не возьмешь. Неверующая. А повести надо. Иначе кто другой подхватит. Или не видишь, что происходит на самом верху? После смерти Брежнева сплошная кутерьма. Горбачев протрубил перестройку. А чего с ней делать, похоже, сам не знает. Страна накануне потрясений. И куда ее понесет, решать будут кадры. Чтоб живые, незаштампованые. Как ты. Ты - человек надежный?
Иван успокоительно засмеялся: - Я, Юрпалыч, в самом важном для тебя надежный - за своих всегда готов стоять. Но мой дядька-академик меня вразумил: каждый должен на своем месте проявляться. Ну, зачем я тебе в обкоме? Еще один подчиненный. Выгодней копить своих людей в разных областях. В тех же министерствах, институтах, не знаю там, колхозах, заводах всяких. Ведь чем шире площадь охвата, тем устойчивей. Шо разглядываешь?
- Присматриваюсь.
- Важно одной кодлой идти. Фронтом. Главное, чтоб мы друг на друга могли положиться. Сегодня, скажем, ты меня в науке поднимаешь. А завтра - переменись чего, - я тебя подопру. У меня ведь тоже планов громадьё. Так шо, руку на подвиг?