Сделай ставку - и беги. Москва бьет с носка

- А другие и вовсе его не читали. И спят себе спокойно. Схема-то на самом деле аж со времен язычества отработана. Кто такой Маркс? Да тот же идол. Думаешь, шаманам больно надо было знать, есть чего у идола в башке или нет? Стоит истукан и - стоит. А ты его трактуешь. И через то имеешь власть. Кто трактует, тот и при власти. А чужим заказано. Так нет, нашелся нетопырь. В святилище полез. Зато и схлопотал по сусалам. Пусть скажет спасибо, если в дурдом не угодит.

- Почему в дурдом? - Иван опешил.

- Шизофрения, - уверенно определил Балахнин. - В марксизме усомнился. Готовый диагноз.

- На Западе, между прочим, в марксизм вообще один на десять верит. Ты их тоже всех готов загнать в психушку?- раздраженно подковырнул Иван, понявший, что человек, на которого он рассчитывал, помогать не собирается. Но первого секретаря тем не смутил ни в малейшей степени.

- На Западе - нет. Сомневаться в марксизме там - идеологическая позиция, а у нас - бесспорный признак сумасшествия. Балахнин подмигнул, потянулся крупным телом, намекающе положил руку на выключатель. - Юра! Я должен отбить этого парня, - упрямо повторил Листопад. - Это мой друган, понимаешь? Не хочется напоминать...

- Не надо напоминать, у меня хорошая память, - Балахнин недоброжелательно посмотрел на упрямо косящего Листопада, неохотно вернулся в свое кресло. - Я не забываю своих долгов. И раз настаиваешь, долг отдам. Это будет непросто, дело слишком далеко зашло. За одно то, что комсомольский билет секретарю райкома партии чуть не в морду запустил, еще пару лет назад сидел бы как миленький. Но пред КГБ мне тоже кое-чем обязан. А с райкомом партии, я так полагаю, ты сам без проблем договоришься, - по лицу Балахнина промелькнула намекающая тень, - об интрижке с Долговой ему давно доложили. - Но... - он сделал значительную паузу. - Центровым в этом деле придется идти тебе самому. Мы тебя как молодого ученого и члена бюро направим в университет для разбора ситуации на месте. Ты предложишь на собрании резолюцию: "Выговор с занесением. И - ходатайствовать перед ректоратом, чтоб дать возможность закончить ВУЗ". От своего имени.

- Сделаю! - заверил Иван. - И - проголосуют за милую душу. - Кто бы сомневался! Но хочу, чтоб ты понимал цену вопроса. Ты - центровой, ты и крайний. Помнишь физический закон: ничто не исчезает бесследно и не возникает из ничего? Поэтому то, что прибудет твоему "отмороженному" дружку, который все едино не через месяц, так через год на чем-то да сорвется, убудет у тебя. А ты как думал? - Балахнин усмехнулся. - Выступить в защиту клеветника марксизма - такого никто не забудет. А теперь подсчитаем висты и "гору". Он выудил из ящика стола счеты, откуда-то там завалявшиеся, и принялся с аппетитом отщелкивать костяшки. - В апреле состоится ХХ съезд ВЛКСМ, - так вот, если хоть какая-то новая жалоба да еще в увязке с твоим выступлением по Негрустуеву, поступит, - считай, для тебя съезд накрылся. Опять же могут припомнить дружбу с рецидивистом Торопиным, - видели тебя с ним совсем недавно, о чем проинформировали. Что у нас далее? Через пару лет готовился выходить на защиту докторской? Так вот защитишь - это без сомнения, башка у тебя светлая. Но не через два года, разумеется. Кто ж пацана допустит? Лет через десять, если все срастется. Что еще мы с тобой мыслили? Да, стать проректором. Ну, это уж вовсе пустое. Без докторской не о чем говорить. А так - Бог навстречу. Я, как ты деликатно напомнил, твой должник. Так что даешь команду - стартуем.

Всё это Балахнин произносил обесцвеченным, лишенным эмоций голосом и в то же время с тонкой, иезуитской улыбочкой вгрызался в почерневшие от злобы, ставшие вдруг не косящими, а - косыми, глаза Листопада. - Так что решил? - поторопил Балахнин. Так чтобы стало ясно: вопрос задается последний раз. - Записывать в повестку?

Он вытащил из карандашницы ручку и не шутя потянулся к пятидневке.

- Та записывай! - сдавленно рявкнул Листопад. - Даже так? - Балахнин озадаченно отложил ручку. По правде - ждал он другого ответа. - Широк, нечего сказать, - ради друга на амбразуру! Да с тобой самим рядом, как с динамитом! Надеюсь, если меня когда коснется, так же стоять будешь.

- Будь спокоен. Не сдам. - Тогда ладно. Попробую тебя прикрыть, хотя бы до съезда, - Юрий Павлович пожал плечами, вроде сам озадаченный собственным долготерпением. - Но только... Комсомольский билет Негрустуев должен с извинениями забрать. На собрании повиниться и покаяться. Без этого даже затевать нечего. Обеспечишь?

- Заставлю, - сквозь зубы процедил Листопад. Впрочем без прежней уверенности в голосе.

* "Не всё, что хочется, можется. Мудрость в том и заключается, чтоб уметь с этим примириться", - умно рассуждал Антон, обчитавшийся Льва Толстого. Но на самом деле в жизни делал все иначе. Стремился достичь недостижимого и постичь непостигаемое. Потому что, слава Богу, не был мудр. А был лишь умен.