В вестибюле, перед табличкой «Мест нет», плескалась возбужденная толпа человек в двадцать, пытающаяся просочиться за заветную ресторанную дверь. Но квёлые эти попытки разбивались о знаменитого дядю Сашу – сухонького старичка-швейцара в кителе с потухшими галунами и вечном берете, прикрывающем зябнущую лысину. Клиентов дядя Саша пропускал поштучно и в основном на договорной основе. При этом своими цепкими глазками с яичного цвета белками дядя Саша безошибочно определял нежелательных для заведения гостей: бузотеров и проверяющих, – и бежалостно их отсекал. Как говаривала метрдотель Нинка Митягина: когда на воротах дядя Саша, я за мордобой и за недолив спокойна.
Нервничавшие люди стояли сбитой группой, локоть к локтю, бдительно следя, дабы кто-то не проскочил без очереди.
– По какому случаю сборище?! – послышался сзади начальственный бас. Стоящие как один оглянулись, невольно раздвинувшись. Подошедший Листопад, не снижая скорости, рассек толпу, будто ледокол торосы.
При виде Ивана с неприступным дядей Сашей произошло удивительное: он вдруг растекся в заискивающей улыбке. Большой Иван был щедр на чаевые. Но главное, он, один из немногих, не лебезил перед швейцаром, воспринимая его услуги как должное. И даже время от времени, в знак особого расположения, над ним подшучивал – вальяжно и снисходительно. Чуткий, как все лакеи, дядя Саша давно распознал в нем значительного человека – если не по положению, то по породе.
– Ваши уже сидят, – услужливо подсказал дядя Саша, распахивая перед Иваном дверь.
Громыхнула музыка, пахнуло кухней.
Иван остановился возле эстрады оглядеться.
В восемь вечера веселье бушевало вовсю. Над залом висел табачный смок. Знаменитый по городу ансамбль Саши Машевича, начинавший с тихих блюзов, теперь «вырезал» что-то безудержно греховное, и под гремящие ритмы электрогитар вдохновенно оттягивались столпившиеся у эстрады пары. Каждый проявлял себя как мог. Кто-то извивался, прогнувшись, кто-то в восторге колотил ботинком по полу, будто желая проломить его.
Прямо возле Ивана, на краешке эстрады, крепкий мужчина ловко крутил вокруг себя сорокалетнюю партнершу. Женщина, похоже, изрядно выпившая, полузакрыв глаза, кокетливо, по-девчоночьи, поводила бедрами. Сейчас она и впрямь представлялась себе той, какой была лет двадцать назад. Но более трезвый кавалер видел ее нынешней, а потому, приседая, успевал потереться спиной о рыжеволосую соседку сзади. Рыжеволосая бесстыдно, в засос целовалась с партнером, но и от того, что притерся, не отодвигалась, – похоже, двусмысленность положения добавляла ей адреналину.
Иван всмотрелся в нахала повнимательней и – посерел. Перед ним выплясывал не кто иной, как оперуполномоченный КГБ Юрий Осинцев. За прошедшие годы перемахнувший тридцатипятилетие Юра внешне почти не изменился, разве что на лицо будто набросили паутинку из мелких морщинок да светлые волосы поблекли, сделавшись серовато-сизыми.
Выскочить из ресторана Иван не успел, – взгляды пересеклись. Узнав в вошедшем завербованного когда-то агента, Осинцев округлил глаза и изобразил радостный жест охотника, нежданно-негаданно обнаружившего в капкане редчайшего зверя.
Иван насупился независимо и, игнорируя лучезарного комитетчика, отправился к веранде, где за сдвинутыми столами заметил отдыхающую «головку» Пригородного райкома комсомола во главе с Непомнящим.
К Ивану уже спешила Митягина. С помощью Балахнина она стала метрдотелем. Но сегодня на смену не вышла одна из официанток, и Нинка взяла на обслуживание несколько столиков. Выглядела она удрученной и крепко под шафеьа, дал ахать некогоком подпитии.но,-заявил Иван. е продаю. «нуть себе прежнюю, дурашливую интонацию.
– Шо? Не на кого глаз положить? – предположил Иван.
– Да. Хилый мужик пошел, – Нинка скептически оглядела пенящийся ресторан. Взгляд ее упал на соседний столик, за который только что вернулся Юра Осинцев. Словно почувствовав Нинкин взгляд, Юра обернулся и плотоядно причмокнул.
– Вот, правда, кобель, – не сбавляя голоса, отреагировала Нинка. – Куратор наш. Всех моих девок перетрахал. Видать, изнутри на лояльность проверяет. Теперь ко мне подбирается. Только не выгорит у него ни шиша!
Сальный Юрин взгляд потускнел, – он расслышал.
В ресторан под руку вошли Антон и Вика. При виде Вики Вадим Непомнящий помрачнел, – вечер оказался испорчен.
Виктория была воистину хороша. Золотистые волосы уложены в копну с вьющимися вдоль щек локонами – завлекаловками. В соединении с вечерним бархатным платьем с глубоким боковым разрезом это придавало ей вид созревшей свежести.
Во всяком случае партнерша Осинцева по танцу, задержавшаяся на танцплощадке, увидев вошедшую, как-то разом поблекла, – будто очнулась от сладкого забытья.
Листопад вскочил, стремительно зашагал по проходу к эстраде, сметая с пути неосторожных. Обхватил за плечи просиявшую навстречу Вику, развернул, любуясь.
– С Днем рождения.
Он протянул к ней мизинец, на самом кончике которого едва удерживалось кольцо с камнем.
Вика взвизгнула:
–Ванюшка! Милый. Как раз такое, как я хотела! Господи! Солнышко мое.