Сделка

Артур едва сдержался, чтобы не выругаться. Прокурор проводил его до выхода, и тот сел в машину. Фишер молча протянул ему конверт с деньгами, и они уехали.

***

Никто из братьев остаток дня не выходил из дома, даже Лабби не звонил Лили; братья сторожили то телефон, то больную мать, которой к вечеру пришлось дать жаропонижающее. В больницу не звонили, из полиции не звонили. Вечером все решали, что делать с деньгами, но на лицах не было даже тени улыбки – все мрачно смотрели на вскрытый конверт, как на оружие. Предлагали и ремонт сделать, и закупиться новыми вещами или даже переехать в Западный округ.

– А что нам мешает? – говорил Лабби. – Продадим дом – и всё! Даже если получим за него гроши или оставим под сарай…

– Мне запрещено до суда выезжать в Западный округ, – сказал Артур. – Это можно сделать после. Тогда смысла нет делать ремонт.

В итоге остановились на том, чтобы отложить деньги до лучших времён.

Наутро матери стало лучше, но температура полностью не спала, кашель усилился. Кто-то из братьев должен был с ней остаться, и эта доля выпала Лабби. Тот живо согласился, но перед уходом Артур сказал:

– Никаких уходов без надобности. К Лили советую не ходить; муж её наверняка пришёл домой.

Лабби нахмурился, но не ответил. Остальные братья ушли. На младшего Бёргера остались мать и подвал; вода в нём опустилась, оставив за собой бардак, от которого веяло сыростью. «Будет плесень, – думал он, – и, возможно, ещё крысы, если те не утопились. Обычно после потопа их всегда становится почему-то больше!»

День тянулся медленно. Мать по большей части спала, и Лабби убирался в подвале, где не встретил ни одной живой души. Играло радио, а день потихоньку подходил к обеду. Он думал о Лили и про то, как эта ситуация повлияла на неё; ведь после того, как проводил её в полицейский участок, они больше не общались. Он поднялся к себе и с ужасом обнаружил, что записка с телефонным номером пропала. Лабби не успел воспользоваться им, поэтому не знал его. «С мамой ничего не будет, – думал он. – Температура спала, сама справится. Еду оставлю ей на плите, её отведу в гостиную». Так он и сделал, расстелив диван.

– Ну и хорошо, – говорила старушка, – а то наверху у вас холодно! Кстати, я вас не притесню, если хотя бы на день останусь?

– Боже упаси, конечно же, нет!

– А ты уходишь, что ли?

– Ну так… к знакомому надо. – Он прошёл в прихожую и накинул куртку. – Максимум часа через два приду. Еда на плитке, если что. Ну, пока!

Он выбежал на улицу и отправился к Лили Вайс.

По дороге думал о том, что скажет ей. А вдруг встретит её супруга? Что тогда будет? К сожалению, на такой вариант событий не было идей, поэтому он был готов к чему угодно.

Вот только не подумал Лабби, что никого не застанет дома.

Он стучался в дверь долго, но тщетно. Никто не отвечал, внутри – ни звука, ни шороха. «На работе? Она уже нашла работу? Или на собеседовании?»

Он вышел на улицу и остановился у стенки. «А если она в баре?» Лабби отправился в бар «Сладкий гусёнок», но там, среди небольшого скопления людей, не застал её. Тогда подошёл к бармену и спросил, видел ли тот её. Бармен ответил, что видел, вместе с какими-то мужчинами… Они поели, при этом говоря про Техническую улицу. Лабби вышел из бара и всё-таки поехал туда. Что-то ему подсказывало, что супруги Вайс не из тех, кто часто разъезжает по городу: вероятнее всего, их кругозор не расширяется далее Западного округа… Но тогда получается, что они выехали до суда из Битенбурга. Это их дело, решил Лабби, может, что-то срочное.

Он вышел на Технической улице через полчаса, но, добравшись туда, так и замер на остановке. Техническая улица считалась одной из самых больших в Западной округе, половина которой занимали музеи и заводы. Не исключено, что супруги Вайс работали. Лабби сел на лавку и поджал руки к лицу. «Почему я приехал сюда? Вот дурак, зря мать оставил!» – подумал он и вздохнул.

Ему стало неожиданно одиноко; тишина пугала его. Шумели заводы, бегали люди, но стояла тишина – ни голосов, ни счастливых лиц, ни ласкового приветствия. Он вспомнил, что Матиас жил на Майской улице, и отправился туда.

***

Матиас проснулся поздно, в совершенно разбитом состоянии. После возвращения Джанет и мать осыпали его вопросами относительно Бёргеров, и тот с неохотой рассказал практически все подробности субботнего вечера, из-за чего поверг их в безмолвный ужас и лёг спать. На следующий день он несколько раз созванивался с Рейнером, прогуливался по Майской, Рыночной и Технической улицам, останавливаясь у двух идеологических клубов и у казино «Райская нажива». Вот только не решался он зайти туда по одно причине: ему становилось противно при одной мысли, что зайдёт к тем людям, чья вражда между собой досолила жизнь его хорошим знакомым и отчасти ему. Он не хотел выслушивать лекции на тему: «Долой буржуазных паразитов!» или «Сильный получает всё!», крики «Джек-под!» и соблазнительные звоны рулеток и монет.