Сделка (ЛП)

Люциус оказался настолько ошеломлен обрушившимся на него эстетическим наслаждением, что у него не возникло и мысли о сексе или даже просто о возбуждении. Тем более что стоило признать: в поведении мисс Грейнджер, в ее уравновешенности и отстраненности, не было ничего провокационного, что могло бы навести на подобные желания. Не было ни пошлости, ни единой капли дешевого кокетства. Поэтому он смотрел и смотрел, даже понимая, что должен казаться смешным со своим приоткрывшимся ртом, но так и не мог заставить себя хотя бы просто моргнуть… Эта женщина была и вправду прекрасна.

А Гермиона тем временем тщательно отсчитывала обещанные секунды. Двадцать восемь, двадцать девять… тридцать. На этом она сразу же отвернулась, быстро надела лифчик и тут же натянула на себя пуловер. Люциус, помнивший, сколь медленно являлось его взору прекрасное видение, невольно нахмурился, глядя, как стремительно его скрыли. Заметив это, Гермиона покраснела и слегка откашлялась. Она добилась того, что было ей необходимо, однако чувствовала себя неловко.

— Вот и все. Мне уже пора, мистер Малфой. Надеюсь, сделка была честной.

Люциус пристально посмотрел ей в лицо и даже в тусклом свете камеры заметил зарумянившиеся щечки.

«Неужели она жалеет о том, что сделала? И неужели почувствовала, пока стояла передо мной, нечто большее, чем отстраненное равнодушие при выполнении ответственного поручения?»

Мысли метались. Он никак не мог заставить себя ответить ей хоть что-нибудь. И уж точно не желал и не собирался демонстрировать свое смятение. Поэтому все, что смог — это коротко кивнуть на прощание.

Гермиона повернулась к выходу и, взмахнув палочкой, произнесла нараспев:

— Инкарцеро Оверто.

— Вы же вернетесь на следующей неделе? — повинуясь какому-то импульсу, задал вопрос Малфой и тут же осекся, в глубине души кляня себя за предательское любопытство.

— Да. На следующей неделе точно приду. Правда, не уверена, сколько мне еще будет поручено работать с вами дальше. До свидания, мистер Малфой, до следующего раза.

Дверь распахнулась, и Гермиона вышла, позволяя ей со стуком захлопнуться за собой.

Четверть часа Люциус не трогался с места. Целых пятнадцать минут он стоял, не двигаясь с места и закрыв глаза. Он вспоминал то, что увидел только что. И наслаждался этими воспоминаниями. Уж если и существовал кто-то на этом свете, с кем Люциус Малфой предпочитал быть честным всегда — так это он сам. Потому не врал себе и теперь. Предложенная мисс Грейнджер сделка была по-настоящему обоюдно выгодной.

Айвен Мэршмор и впрямь оказался редким мерзавцем, которого Министерство никогда бы вычислило без помощи Малфоя. Разоблаченный, он признался во многих преступлениях, совершенных на службе у Волдеморта, а также в собственных экспериментах, касающихся темных искусств. Ожидала ли Гермиона, что Малфой обманет ее? Нет. С самого начала она почему-то безоговорочно верила, что он честен с ней. Жалела ли о том, что совершила ради этого успеха? И это — тоже нет! Более того… раз за разом она думала о том, как глаза его расширились от удивления, когда он увидел обещанное. Как смотрел все эти тридцать секунд. И точно знала, что все дни, оставшиеся до следующей встречи, он будет тысячекратно вспоминать увиденное, как самое прекрасное, что случилось с ним за последние несколько лет.

Нет! Гермиона ни капли ни о чем не жалела.

========== Глава 3 ==========

Неделя пятая.

Возвратившись в Азкабан через неделю, Гермиона обратила внимание, что Малфой сразу же, как только тяжелая дверь камеры закрылась, сделал шаг в ее сторону. На этот раз в их встрече явно ощущался аромат томительного ожидания, которого еще никогда не бывало прежде. И Гермиона невольно поймала себя на мысли, что ей… нравится это. Нравится, потому что, не признаваясь себе, и сама ждала часа, когда окажется здесь вновь.

После первой удачи ей дали новое задание, но оглашать его с порога мисс Грейнджер, конечно же, не собиралась. Однако ей ничего не помешало заметить, что сегодня Люциус все чаще и чаще останавливает взгляд на ее фигуре, да и общаться он стал более оживленно. И, сказать по правде, Люциус Малфой был не единственным в этой камере, кто ощущал нечаянную дрожь нарастающего с каждой минутой странного предвкушения. Нет, конечно, Гермиона умело маскировала свое не вполне объяснимое состояние, но не признать его она не могла. Да и не хотела. Может быть потому, что в крови, словно пузырьки в шампанском, с самой первой минуты бурлило какое-то изощренное любопытство. Чувственное. Будоражащее.