Я считал, что принятая Конгрессом резолюция обеспечит госсекретарю Пауэллу крепкий тыл, необходимый для того, чтобы Совет Безопасности ООН принял и привел в исполнение новую резолюцию, которая вернет инспекторов в Ирак, удержит Саддама под контролем и тем самым поможет избежать войны. В этом я был не одинок. Я помню, как Пауэлл позвонил мне через несколько месяцев после голосования, когда он проталкивал в ООН идею написания новой резолюции против Саддама Хусейна. В ноябре 2002 года Пауэлл уже добился единогласного принятия Советом Безопасности ООН решительной резолюции; он мастерски прилагал все усилия в ООН, и это должно было стать кульминационным моментом президентского срока Буша. Принятие второй резолюции не обещало быть легким делом, и «ястребы»[109]
правительства были этим недовольны, но Пауэлл не сдавался. «У нас может выйти, — решительно сказал он мне. — У нас может получиться избежать войны. Разве это плохо?»Глава 19
Моя ошибка
Я совершил ошибку. Я недооценил влияние вице-президента Чейни, министра обороны Рамсфелда и других неоконсерваторов; я сильно недооценил их лицемерие и некомпетентность.
Итак, Джордж Буш снова вступил в войну, и именно так, как этого хотели неоконсерваторы — без значительной международной поддержки. Администрация не то чтобы усердно искала поддержки у остального мира и не собиралась заручаться информированным добровольным согласием американского народа. Вице-президент Чейни делал ставку в основном на поддержку иракского народа. «А если вы ошибаетесь и нас воспримут не как освободителей, а как завоевателей, и иракцы начнут оказывать сопротивление, особенно в Багдаде, — спросил вице-президента журналист Тим Рассерт на передаче „Meet the Press“ за три дня до вторжения, — как вы думаете, готов ли американский народ к долгой, дорогостоящей и кровопролитной битве со значительными потерями с американской стороны?»
Чейни ответил так:
Ну, я не думаю, что дела будут обстоять таким образом, Тим, потому что я действительно верю, что нас встретят как освободителей. За последние несколько месяцев я лично разговаривал со многими иракцами, приглашая их в Белый дом. Мы с президентом встречались с ними, различными группами и отдельными лицами, людьми, которые посвятили свою жизнь попыткам изменить извне ситуацию внутри Ирака. Как и Канан Макийя, профессор Брандейского университета, иракец, хорошо знающий свою страну, автор, написавший о ней несколько прекрасных книг, и член демократической оппозиции и сопротивления. То, что мы читаем о народе Ирака, вполне однозначно: он хочет избавиться от Саддама Хусейна и будет приветствовать США как освободителей, когда мы придем, чтобы сделать это.
К сожалению, администрация Буша не связывалась ни с кем в самом Ираке. Они говорили с Ахмедом Чалаби, иракским изгнанником, преувеличившим доказательства жизнеспособности оружейных программ Саддама и откровенно лгавшим о том, что его возвращение с американскими войсками встретит широкое одобрение иракского населения. До меня дошли слухи, что троица Рамсфелд-Чейни-Вулфовиц купила разведку Чалаби оптом. Вскоре после того, как американские войска взяли Багдад и сбросили с пьедестала статую Саддама, стало ясно, почему не следовало полагаться на ненадежного Чалаби. У нас было достаточно людей, чтобы разгромить иракскую армию, но для того, чтобы обеспечить мир, нужно было вдвое больше. Министр Рамсфелд просто не разработал план обеспечения безопасности Ирака; он проигнорировал предупреждение сенатского комитета по международным отношениям о том, что после войны нам потребуется от пяти до шести тысяч обученных военизированных полицейских. Когда в Багдаде начались грабежи, Рамсфелд просто отмахнулся. «Всякое бывает! — заявил он на пресс-конференции. — Свобода — это беспорядок, и свободные люди вольны ошибаться, совершать преступления и поступать плохо. Они также вольны жить своей жизнью и совершать замечательные поступки и создавать удивительные вещи, и так здесь и будет».