Сдохни, но живи…

Наша комната в коммунальной квартире военного гарнизона была тогда на первом этаже дома. И я, еще младший школьник, как то придумал вырезать из журналов и газет, а их отец выписывал много, небольшие информационные заметки. Тексты там печатали узкими полосами. И приклеивал их с внутренней стороны окна, на его четверть — с видом на улицу. Иногда понравившиеся фото. Иногда одну — из нескольких. Особенно «курьезы» из «Наука и жизнь». Чтоб проходящие мимо, обратили внимание и читали. Ребенок, что взять.

Родители не мешали. Только отец как-то сказал — Это ты хорошо придумал, сынок. Но делиться с другими, если делишься, надо своим. Тем, что ты увидел, узнал или думаешь. Повзрослеешь, поумнеешь и сам поймешь. А так, самоделки с ножницами. Но учись, раз тянет…

И тогда, вскоре, я пошел дальше. В классе у нас была своя «стенная» газета. Но скучная. Делали ее назначенные несколько одноклассников. Рисовать я не умел и было трудно. Но, накануне 7 ноября, Праздника революции, купил большой лист ватмана, написал цветное название «Аврора», приклеил фотографии, а под ними сочинение на тему солидарности с ангольскими и вьетнамскими борцами за свободу. А также свои стихи. С подписью редактора издания. Понятно, с какой.

Затем, прижимая свернутый ватман к груди, пришел с школу перед занятиями, когда никого в классе еще не было и, умирая от страха, но повесил эту газету на стену, рядом с официальной. И ушел. А, когда вернулся, весь класс, кто с удивлением, кто спорно, смотрел на меня два урока. И толпился у газеты.

На третьем уроке, в гробовой тишине, ее сняли со стены учителя. И вызвали родителей в школу.

Соседка по парте, круглая отличница, на всякий случай пересела на другое место.

Директор школы беседовал сначала с мамой, которую я, девятилетний пацан, ждал на лестнице. Но помню. Потом вызвали и меня, где объяснили, что пока наказывать не будут. Но без разрешения делать свои газеты и вывешивать их в школе нельзя. Это злостное хулиганское нарушение порядка. Напуганная мама один раз, по дороге домой, дала по шее, а отец, выслушав её, купил мне мороженное и шоколадку «Аленка», большую.

А еще, он сказал — Пиши и выставляй на окне, раз хочется. А в школе не надо. Ничего с ними не сделаешь.

Один человек мне сказал, что ему не дают сделать то, что он хочет. — Раз не дают, значит дай сам, — ответил я. И подумал — Если ничего поделать нельзя, обязательно надо что-то делать.

Пешмарга — идущие на смерть

«Выходил» я на него не просто и конспиративно. Время было такое. Для него и для его людей. Их душили газом, расстреливали, пытали в Ираке. Даже их язык, принадлежащий к индоевропейской группе языков, запрещали в Турции. Наказывая от штрафов до тюремного заключения. Разгромленные когда-то, они затихли в Иране. Хотя Тегеран поддерживал их борьбу, давая оружие и возможность для тайных баз. Просто курды десятилетиями оттягивали на себя значительные силы иракской армии.

И все новые и новые волны молодежи шли в их боевые отряды. Их называли «пешмарга». Что значит «идущие на смерть».

Джалал Талабани, ставший потом президентом Ирака, тогда даже и не помышлял о подобном повороте своей судьбы. Ему было трудно: и вести, как сегодня бы сказали, сепаратистскую борьбу, и искать поддержку Запада. Ни поздний Советский Союз, ни потом Россия на курдов не ставили. Предпочитали тех, кто у власти.

Плевать, что кто-то диктатор. Зато при нефти и щедрых госзаказах под «откаты». Деньги для чиновников не пахнут. Ничем. Кроме крови. Но она для них пахнет иначе, чем для подданных.

Мне никто не давал редакционного задания на Би-Би-Си работать с курдами. В то время почти все темы и возможные интервью мы предлагали сами. Только те, у кого не было своих идей, получали задание. Или — когда не было, что предложить.

Я сам сходил в арабскую редакцию и спросил, кто ведет дела курдов. Мне хотелось бы рассказать русским об этом народе и его борьбе. Там ничего об этом не знают.

Худощавый и эмоциональный Саид, специалист по Ираку, сам курд, пригласил сначала посидеть в баре и в конце знакомства предложил для интервью Джалала Талабани. Он руководил народно-патриотическим фронтом иракского Курдистана и объединял левые и центристские партии. Но самое главное, именно Талабани тогда смог заставить Саддама Хуссейна пойти на переговоры по установлению автономии для своего народа и прекращению карательных операций против мирного населения курдского региона.

Он как раз тайно приехал в Лондон на переговоры с британским правительством о поддержке их борьбы в Ираке и Турции. После газовой атаки карателей Хуссейна на курдский город Халаджа, где погибли от пяти до восьми тысяч жителей, мир снова на время обратил на них внимание. Талабани, как оказалось, был прав, полагая, что военная конфронтация Запада с режимом Хуссейна может привести к решению курдской проблемы. Хотя бы в Ираке.