Сдвиг по фазе

— Да, но он использовал научные расчеты. А мы ведь и не заикались про науку, верно? Мы говорим о человеке, который умер, а спустя несколько десятилетий воскрес! Черт побери, Клемент, неужели вы не понимаете, почему я не верю в вашу историю?

Мы молча проходим метров пятьдесят, прежде чем следует ответ:

— Ладно, я врубился. Но я знаю кое-что, чего не знает даже Редж.

— И что же это?

— Я знаю, кто спер Библию.

— Это имеет какое-то значение?

— Ага, имеет, потому что это я ее стибрил.

33

Мы проходим мимо паба, и неожиданно у меня вырывается фраза, которую я до этого в жизни не произносил:

— Кажется, мне нужно выпить.

Не дожидаясь какой бы то ни было реакции Клемента, я открываю дверь и устремляюсь к бару.

Две пинты вашего самого дешевого светлого, мямлю я молодой женщине за стойкой.

Рядом возникает мой товарищ:

— Я что-то не то сказал?

— Нам нужно поговорить. Я больше так не могу. Это нечестно по отношению и к вам, и ко мне.

Подают пиво, я расплачиваюсь и увлекаю великана к свободному столику. Все мои навыки в психотерапии, равно как и познания о психических заболеваниях и расщепленном сознании, теперь роли не играют. Пришло время для разговора начистоту.

— Простите, Клемент, мне трудно это говорить, но я полагаю, что вы страдаете шизофренией.

— Только полагаешь?

— Именно, потому у меня не хватает квалификации, чтобы поставить точный диагноз. Уже устал повторять: вам необходима профессиональная психическая помощь.

— Так ты вправду думаешь, что я чокнутый?

— Я думаю, что ваше состояние глубоко укоренившееся и очень сложное. Настолько сложное, что мы можем сидеть здесь и обсуждать его хоть неделю, и все равно затронем лишь поверхностно.

— Значит, рассказ Реджа ничегошеньки не изменил?

— Вообще-то, изменил, но не в том смысле, в каком вы надеялись. По моему мнению, вы столь одержимы этим Клементом, что убедили себя, будто им и являетесь. Думаю, в вашей жизни произошло нечто ужасное, и потому ваш мозг пытается отгородиться от воспоминаний об этом событии посредством присвоения чужой личности. Иными словами, переключает ваши воспоминания на ложные.

Клемент отвечает непонимающим взглядом, однако меня уже несет вовсю.

— Я обязан быть честным с вами, Клемент. Все это притворство… просто опасно, и помощи от моего подыгрывания никакой.

Великан берет бокал, медленно подносит к губам и, отпив небольшой глоток, снова ставит на стол и спрашивает:

— Так кто же я тогда?

— Этого я не знаю, но пока вы не признаете, что вы отнюдь не тот, кем себя считаете, ваше хождение по мукам не прекратится и вам не вырваться из плена своего наваждения.

— Не, ты не прав. Я знаю, кто я такой.

— Послушайте, — вздыхаю я. — Вы не умирали. Вас зовут не Клемент. Все, что вы считаете реальным, — лишь иллюзия, сконструированная вашим мозгом для защиты вас от бог знает чего. Только так, и не иначе, увы.

— Я могу назвать тебе людей, которые считают иначе. Которые не думают, будто у меня поехала крыша.

— Вроде Эммы?

Клемент едва заметно качает головой, и я понимаю, что она не из их числа.

— Почему вы не хотите о ней говорить?

— Потому что нечего говорить.

— Клемент, вы не можете постоянно убегать от правды. Вам необходима помощь, и я слишком вас уважаю, чтобы и дальше потакать вашим фантазиям. И я готов поспорить, что именно так себя и чувствовала Эмма, когда вы показали ей якобы свою могилу. Вы не хотите говорить о ней, потому что она тоже сказала, что вам необходима помощь?

— Ты не слышал, что я только что сказал?

Я подаюсь вперед и кладу ладонь на его руку.

— Представляю, как трудно такому человеку, как вы, просить о помощи, но, поверьте, в этом нет ничего постыдного. У вас еще есть время справиться с расстройством и восстановить свою жизнь. Вам только и нужно, что признаться самому себе в наличии проблемы.

Великан снова берет бокал, но на этот раз осушает его за пару секунд, после чего встает.

— Так, мне пора, — заявляет он.

— Но мы должны обсудить ваше состояние!

— С болтовней придется подождать, док. У меня еще дел по горло.

— Да какие дела могут быть важнее собственного здоровья?

— Для начала, раздобыть кувалду. При условии, конечно же, что ты не отказываешься от моих услуг.

— Не отказываюсь, но…

— Вот и прекрасно. Загляну к тебе около семи. Будь готов.

Он уже собирается уходить, однако задерживается на мгновение для последнего наставления:

— Ах да, док, постарайся не попалиться, что кто-то дома, а то вдруг полиция с ордером вломится.

Клемента мне не остановить ни словом, ни действием, и потому я лишь беспомощно наблюдаю, как за ним захлопывается дверь. Отнюдь не в первый раз оказываюсь в ситуации, когда моим советом пренебрегают. Честно говоря, даже со счету сбился, сколько клиентов отказывались смотреть правде в глаза и противостоять своим демонам. Но на этот раз я обеспокоен более, нежели следовало бы — по причинам, признаваться в которых мне не хотелось бы.

— Блин, — бормочу я себе под нос.