Сдвинутые берега

- Положил ты меня, товарищ Скирдин, на обе лопатки по всем правилам, а заодно и себя положил.

- Гм... Интересно.

- На работе ты добрый, живёшь вовсю, а домой приходишь: «Буйволы мы. Сдохнуть лучше, чем так жить».

Дмитрий горестно улыбнулся:

- Оно так, да только наполовину... Ты звезды с неба снимать хочешь. Тебе на Луну взлететь бы, сидеть на ней, болтать ногами и поплёвывать оттуда на людишек, которые копаются в земле. Но с твоей «философией» космической скорости не разовьёшь, поэтому ты и сидишь тут, злишься. Нет, звёзд тебе не ухватить: не дорос ещё. А я люблю все: и жука навозного, и тебя, бескрылого аэронавта, и даже этого умника Олега. Я, брат, радуюсь и спутнику, и тому, как наша братва гнёт арматуру. Мне хватает обыкновенного человеческого счастья. Тебе оно сегодня само в руки идёт, а ты от него воротишься. А мне за него ногти на руках обрывать приходится. И не тужу, не перестаю любить грешную эту землю. Я строитель. Чего не хватает на ней, сам строю. Правда, сейчас мне трудно, бывает, такой час подступит... Беда на мою голову свалилась. Ты бы, наверно, этой беды и не вынес... А, впрочем, может быть, и очень легко встретил бы её. Все зависит от человека, от того, как он устроен. А история была такая...

Рассказывая, Дмитрий словно постарел, - воспоминания разом навалились на него, пригнули плечи.

Мне до сих пор кажется: я не из уст Дмитрия слышал ту историю, а видел её, сам пережил. Вот она, эта история.

...В сорок втором году Дмитрий косил пшеницу. Задыхался и стонал от жары трактор. Исходил потом и ронял от усталости седую голову на грудь, сидя на жнейке, дед Алексей. В белёсом пыльном небе кружил коршун и никуда не хотел улетать. Чтобы не так густо заливало глаза едучим солёным потом, Дмитрий время от времени поднимал голову и видел коршуна. Пальнуть бы из ружья по этой осточертевшей птице, чтоб она, мёртво кривя крылами, упала на стерню...

В обед поднялся из балки и не по дороге, а напрямик, по пшенице, галопом направился к трактору всадник.

Дед Алексей, обрадованный, что случится минута роздыха, замахал Дмитрию руками: мол, к нам скачет, стой.

Дмитрий мельком взглянул на всадника и подумал: «А мои роздыхи, видать, кончились». Остановил трактор и с таким чувством заглушил двигатель, будто последний раз на прощание пожал руку другу.

Всадником оказалась Леля Баранникова. Она натянула поводья, и взмыленная Буланка остановилась. Дмитрий возился у машины, не обращая внимания на девушку, а она, не решаясь оторвать его от дела, поправляла растрепавшиеся косы и тревожно поглядывала на засолоневшую от пота спину Дмитрия.

Дед Алексей слез со жнейки и, кряхтя, разминая закаменевшую поясницу, подошёл к коню, глянул прищуренным глазом на девушку и спросил:

- Дык ты чего прискакала?

- ...Да Афанасича срочно вызывают.

Дмитрий выпрямился, глянул на Лелю, она смолкла. Ком белой пены упал с отвисшей губы Буланки и завяз на иглах срезанной пшеницы. Коршун камнем ринулся на землю, потом, с натугой разгребая крыльями воздух, стал подниматься вверх. В его когтях бился и пронзительно кричал суслик. Буланка насторожённо запрядала ушами. Только одна она и заметила случившееся.

Дмитрий ещё раз взглянул на Лелю, улыбнулся. Она ему тоже ответила улыбкой.

- Трактор кто примет? - спросил он.

- Я, - смущённо ответила Леля.

- А когда же ты успела научиться?

- В школе. Курсы были.

Леля спрыгнула с коня. Из её шаровар выдернулась блузка. Дмитрий на миг увидел загорелую спину и отвернулся... Леля начала было заправлять блузку, а ветерок не давал. И она махнула рукой.

Дмитрий рассеянно рассказывал девушке о повадках трактора, тайком поглядывая на тонкую загорелую полоску, которую ветер то закрывал блузкой, то приоткрывал.

Девушка видела пристальный взгляд парня, его волнение и стыдилась, краснела. Но, заметив тоску в его глазах и подумав о том, что они, может быть, видятся в последний раз, Леля перестала смущаться. Запретное перестало быть запретным. Почему-то захотелось, чтобы Дмитрий хорошенько запомнил её. Да и самой хотелось запомнить его голос, вздрагивающие губы и колючие точечки в зрачках, будто звёздочки, не успевшие погаснуть на утреннем небе.

А дед Алексей, примостившись в тени трактора, воткнув острую бороду в небо, храпел.

Леля знала, что Дмитрию надо торопиться и, прежде чем он протянул ей руку на прощание, зачем-то разбудила деда. Дмитрий с упрёком глянул на неё. Она в ответ ему виновато улыбнулась.

Дед долго кряхтел, тёр кулаками глаза и наконец сказал Дмитрию:

- Дык ты там гляди...

Дмитрий поцеловал его трижды накрест, пожал Леле руку и хотел уже садиться на коня. Но дед остановил его.

- Ты бы поцеловала его, девка. Тебе оно ништо, а солдату на всю войну хватит.

Дмитрий, не дожидаясь согласия Лели, обнял её, припал к губам долгим поцелуем. Потом он хотел ещё раз посмотреть в её глаза, а она вырвалась и убежала, спряталась за трактором. Дмитрий вскочил на коня и ускакал...