Читаем Сдвинутые берега полностью

Знал Дмитрий Лелю два года. Ещё в седьмом классе она училась, когда он увидел её на школьном вечере самодеятельности. Леля читала стихи. «Хорошая девушка будет», - сказал он себе и вроде бы забыл об этом. А потом ещё раз как-то увидел и решил: «Спешить мне некуда, дождусь её». С той поры два года прошло. Ни за кем в это время Дмитрий не ухаживал и с Лелей встречи не искал, даже не знакомился, чтобы же показаться навязчивым, терпеливо ждал, да вот не дождался...

Как-то на .фронте ему пришло в один день два письма: от отца и от Лели. Отцово сунул в карман, а Лелино распечатал тут же у блиндажа и стал читать. Оно было написано на четырёх страницах. Дмитрий стал читать с конца. «Мы все сделаем для победы. Крепко жму вашу руку». А дальше шли точки. Что означали эти точки? Он стал искать разгадки в самом письме. Дважды его перечитал, но в нем ничего не было, кроме рассказа о совхозном житьё-бытьё, о его тракторе, за которым Леля старательно ухаживала. И как ни старался, понять значения точек не мог. Но товарищи из взвода, которым пришлось показать письмо, разгадали быстро. Они подставили на место каждой точки букву и получилось: «Крепко целую».

Осенью сорок шестого года в старом совхозном саду, чудом уцелевшем от войны, играли первую послевоенную свадьбу... Старший лейтенант Дмитрий Скирдин женился на бригадире трактористов Леле Баранниковой.

Дед Алексей был уже глух и слеп, спину теперь и не пробовал разгибать. Узнав о свадьбе, он попросил у снохи чистую незаплатанную рубаху. Та порылась в сундуке и не нашла.

- Тогда смертную подай.

- Ой, что вы, батя, разве можно в смертной на свадьбу?

- Можно. Умыться дай и причесаться.

За свадебным столом уже начался пир, когда явился дед Алексей. Подошёл он к молодым, руку трясущуюся поднял. Поначалу засмеялись за столом, кто-то рассердился: мол лезет старый, куда его не просят. А потом стихли все.

Дед попытался разогнуть спину, но не смог. Тогда вытянул шею, чтобы поднять слезящиеся глаза на людей, взглянул на молодых.

Дмитрий и Леля хотели усадить деда на стул, а он покачал головой.

- Не-е, вы видите, в какую рубаху я одет, - своё отсидел. Поглядеть на вас пришёл да слово сказать: мир вам да любовь.

Сказал и поманил, чтобы нагнулись к нему. Они нагнулись. Он поцеловал их и прошептал:

- Что дорого далось вам, дёшево не отдавайте... Христос с вами. ,

Пригубил дед стаканчик, поклонился людям и ушёл.

- Добрый знак, - крикнул кто-то из дальнего угла, - жить вам вместе до Алексеевой сотни.

- Если ума достанет, - тихонько заметил другой голос, но его мало кто слышал.

...Семь лет как семь дней прошли: понял это Дмитрий, когда однажды один подходил к своей квартире. Заглянул в дырочку почтового ящика - пусто. Поднял он язычок - может, вверху зацепилось и не упало письмо? Нет, пусто. Дмитрий с такой злостью хлопнул жестянкой, с такой ненавистью посмотрел на синий ящик, будто он и был виноват во всем.

«А может, новый почтальон у нас, - подумалось ему, - и не знает меня?»

Дмитрий торопливо прошёл тёмным коридором в комнату, зажёг свет, вырвал из блокнота лист бумаги и, стоя у голого подоконника, написал: «Скирдин Д. А.» А чем приклеить? На тумбочке, заваленной пустыми консервными банками, окурками, объедками сыра и колбасы, разыскал кусочек совсем засохшего ржаного хлеба. Пока разгрызал его и мял, превращая в клейкую массу, думал: наверное, семь лет пролетели так быстро потому, что за все эти годы они ни разу не расставались. Даже если приходилось переезжать на новую стройку, где ещё ничего не было, кроме палаток или землянок, они все равно ехали вместе. И на «Куйбышевгидрострое» они долго жили в уголке общего барака. Отгородились полотнищами старого брезента от всех и жили.

Дмитрий приклеил на почтовый ящик бумажку, со своей фамилией, и у него на душе стало покойнее: он твёрдо верил, что завтра ему обязательно принесут письмо от Лели.

...А на восьмой год Леля стала худеть, жаловаться на головные боли. Под глазами у неё появились синие дуги, на лице проступили тени морщинок. Губы зашершавели, румянец на щеках потух.

Дмитрий не любил крашеных женщин, а тут сам однажды сказал: «Если хочешь, можешь немного румяниться». Он думал, переутомляется Леля. Она работала в отделе кадров, была председателем месткома, редактором стенной газеты. Домой приходила поздно, иногда за полночь. А тут ещё домашняя работа. Правда, её было не так много. Светланка жила в круглосуточном детсаде, бельё отдавали в стирку. И всё-таки по мелочам работы набегало достаточно: убрать комнату, что-то зачинить, заштопать. И Дмитрий, случалось, ужин готовил, полы мыл. Но и у него не всегда хватало времени для этого. Был он прорабом, работал посменно. Да и при чем тут смена - если любишь работу, её временем не меряешь. Кроме работу, у Дмитрия была ещё одна страсть - изобретательство. Из-за этого он часто и недосыпал и недоедал.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Жизнь – сапожок непарный. Книга вторая. На фоне звёзд и страха
Жизнь – сапожок непарный. Книга вторая. На фоне звёзд и страха

Вторая часть воспоминаний Тамары Петкевич «Жизнь – сапожок непарный» вышла под заголовком «На фоне звёзд и страха» и стала продолжением первой книги. Повествование охватывает годы после освобождения из лагеря. Всё, что осталось недоговорено: недописанные судьбы, незаконченные портреты, оборванные нити человеческих отношений, – получило своё завершение. Желанная свобода, которая грезилась в лагерном бараке, вернула право на нормальное существование и стала началом новой жизни, но не избавила ни от страшных призраков прошлого, ни от боли из-за невозможности вернуть то, что навсегда было отнято неволей. Книга увидела свет в 2008 году, спустя пятнадцать лет после публикации первой части, и выдержала ряд переизданий, была переведена на немецкий язык. По мотивам книги в Санкт-Петербурге был поставлен спектакль, Тамара Петкевич стала лауреатом нескольких литературных премий: «Крутая лестница», «Петрополь», премии Гоголя. Прочитав книгу, Татьяна Гердт сказала: «Я человек очень счастливый, мне Господь посылал всё время замечательных людей. Но потрясений человеческих у меня было в жизни два: Твардовский и Тамара Петкевич. Это не лагерная литература. Это литература русская. Это то, что даёт силы жить».В формате PDF A4 сохранён издательский дизайн.

Тамара Владиславовна Петкевич

Классическая проза ХX века