Сдвинутые берега

Как-то само собой выработался режим - после ужина все садились за газеты и книги: Анна Сергеевна - в кухне, Павел Петрович - в своей комнате, Вера - в своей, а мы с Людой - в своей: она - на мягком диване, который, кстати говоря, тоже нам сделал Павел Петрович во время своего «сидения» в подвале, а я за столом.

В половине девятого к нам приходили Олег и Дмитрий. Олег оставался с Верой, а мы отправлялись в кино. Люда под руку с Анной Сергеевной шла впереди. Мы втроём - сзади. Наша маленькая колонна в праздничных пальто и резиновых сапогах степенно двигалась по чёрному парку, в котором уже сошёл снег, но ещё не поднялась трава.

В кинотеатре Павел Петрович покупал пять бутылок пива, из внутреннего кармана пальто доставал пять тарашек и раздавал нам. Мы принимали эти дары, как на Кавказе знатные гости принимают рог с вином из рук именитого хозяина.

После кино наша компания превращалась в группу спорщиков. Под ногами хлюпала и чавкала грязь, но никто не обращал на это внимания. Громко говорили, размахивали руками. Из пятерых только двое почти всегда соглашались друг с другом: Павел Петрович и Дмитрий.

Однажды мы смотрели фильм «Дом, в котором я живу». Это был первый фильм, о котором все единогласно сказали: «Картина очень хорошая». А потом произошёл следующий разговор между Павлом Петровичем и Анной Сергеевной.

- Я бы таких баб своими руками давила, - сказала Анна Сергеевна. - Надо же, такого золотого мужа бросить.

- А твоя-то сестра зачем своего бросила и с другим уехала? Уж тот ли ей не муж был?

- От седины у тебя глупость, что ли? То ж любовь была, а это дурость.

- Ты могла бы и повежливее выразиться... Теперь для тебя все дурость.

- Почему это у меня теперь все дурость?

- От седины... Вот, скажем, Вера наша взяла бы да и влюбилась в какого-нибудь мужчину, а у него жена, дети.

Я видел, как согнулся Дмитрий, будто его ударили тяжёлой палкой по спине.

- Ишь ты, сравнил. Что ж, ей холостых да и молодых мало? И это, я считаю, не любовь, а дурость.

- Вот оно и видно теперь, у кого от седины глупость, а у кого мудрость... Дурость это или не дурость, а Вера у тебя не спросится, как и твоя сестричка не спросила, кого ей любить.

- Ну и пусть. Я ей не мать после этого.

- А куда ты, старая, денешься?

Тут вмешалась в разговор Люда:

- И чего вы об этом заговорили? Слава богу, Олег неженатый, и детей у него нет.

- Какой Олег? - проворчал старик. - Свистун этот, что ли? Да я его...

- Вот оно и видать, у кого от седины глупость, а у кого мудрость, - до крайности робея, проговорила Анна Сергеевна.

Старик молчал. Все молчали. Темно - лиц не видно. Но эта темнота, это молчание было похоже на заряжённый патрон, брошенный в костёр.

В этот вечер Олег, как бывало раньше, нас не дождался.

Вера не спала. В её глазах стояло никому не понятное недоумение и страдание.

Нам с Людой не хотелось спать, не хотелось и говорить, хотя Верины глаза не давали покоя.

Мы просидели с логарифмическими линейками до трёх часов ночи. Сначала от цифр у меня рябило в глазах. Мне хотелось смести их на пол и выписать на бумаге пять жирных вопросов: Вера, Дмитрий, Олег, Павел Петрович, Анна Сергеевна.

Все они хорошие люди, но, может быть, они скоро станут врагами. И кто будет в том виноват? Кто прав из них и кто не прав?

Я знал и знаю сотни таких людей. Большинство из них порядочные люди, добрые и милые. Но в то же время они разделены на два нелюбящих друг друга, а то и просто враждующих стана. Слушаешь одного, и кажется, что виноват тот - другой, слушаешь другого - получается наоборот. Все правы, и все виноваты.

Черт возьми, оказывается, я живу среди людей, которые по меньшей мере не желают друг другу добра и рассудить которых труднее, чем взлететь на Луну.

Мне хочется вместо пяти вопросов написать один: ЧЕЛОВЕКИ.

...Цифры уже не сыпались беспорядочно на бумагу, а выстраивались в ровные столбики, в строфы. Я слышал чёткий ритм математических стихов. Несмотря на всю их сложность, мысль в них выражена неизмеримо яснее и точнее, чем в стихах Блока и Мартынова.

Эх, если бы можно было для каждого юноши и девушки решить уравнение со многими неизвестными, дать ответ на мой вопрос - ЧЕЛОВЕКИ - с помощью математических формул!

Мне казалось, что это можно сделать и что я, в сущности, это и делаю, выворачивая наизнанку математику, рассчитывая стальные мослаки гидроузла. Разве без расчёта Архимеда и Ломоносова, Ньютона и Коперника, Лобачевского и Менделеева люди смогли бы ответить на вопрос, как жить дальше, в каких широтах человеческого бытия лежит невыдуманная земля обетованная?

Я, конечно, не корифей и не первооткрыватель, но что делали бы эти самые корифеи, если бы для них безвестные столяры не выдумали удобных стульев, если бы простые рудокопы не достали для них из-под земли руд? Вот и выходит, что я своей арматурой, хоть и микроскопическое, но положу зёрнышко в одну из ступенек, по которым люди поднимаются все выше и выше.