Сдвинутые берега

И я, наверно, смешной. Может быть, и у Дмитрия с Верой нет любви, а мне хочется, чтобы она была, поэтому я и верю в неё. Должно быть, так и надо.

Не только мне и Люде - это необходимо всем. Какие-то тонкие, почти невидимые ниточки должны постоянно связывать людей, без этого нельзя. Может, с этого и начинается счастье большой человеческой семьи.

...Жалко мне Олега. Что, если Вера и есть та человеческая душа, которая согреет его? А как быть с Дмитрием? В его волосах за последние недели появилась седина. «Заблудился я, что ли?» - говорил он мне и тяжело вздыхал. Дмитрий думал, что ему станет лучше, когда приедет мать со Светланкой, а получилось наоборот. Ласковая дочурка напоминала ему о семье, которая так неожиданно для него разрушилась...

Не меньше, чем Олег и Дмитрий, беспокоили меня старики. Павлу Петровичу нравился Дмитрий, а Анне Сергеевне - Олег.

Вот и разберись во всей этой путанице, попробуй. А надо, обязательно надо...

- Спи, голубчик. Нам с тобой тоже надо немного покоя, - тихонько сказала Люда. То ли она не спала и слышала мои мысли, то ли бормотала во сне.

Дождь сильнее забарабанил по окнам: ветер, должно быть, переменился, подул с севера.

В Вериной комнате вспыхнул свет. Видно, ей тоже не спалось. Вот она зажгла настольную лампу. Наверно, утомилась от беспокойных мыслей и решила вспугнуть их светом.

«Нам с тобой тоже надо немного покоя».

Покой, покой... Каждому человеку нужен покой...

Люду на работе зовут Бякой Бяковной за то, что она, когда принимает блоки под бетон, показывает на брак и говорит: «Это бяка, надо исправить». Умеет она работать так, что при всей её требовательности, придирчивости не наживает себе врагов. Её считают толковым инженером, честным, строгим хозяином.

Когда человек все свои силы отдаёт делу, когда его нервы не изматывает мелкая мещанская злобишка, когда нет у него за спиной мышиной возни из-за ранга, тёплого местечка, а есть лишь серьёзная напряжённая борьба за настоящее дело, - это и есть покой. Я спокоен за Люду. За себя тоже спокоен.

Моя работа старшего прораба очень беспокойна, но это беспокойство и есть мой покой. Он похож на покой штангиста в тот момент, когда он ставит рекорд. Воля, разум, чувства его направлены к одной цели - взять рекордный вес.

В последнее время я живу так, что после решительного рывка, когда израсходована вся, до последней капли, сила, вдруг оказывается, я могу делать что-то ещё. И не только могу - для меня это просто необходимо...

Кончается рабочий день, я выдаю прорабам ночной смены задания и поднимаюсь на эстакаду. Гудят от усталости руки и ноги, хочется прилечь и уснуть. Я вижу тарелку дымящегося борща, мягкую подушку... С Волги дует ветер, осоловевшее красное солнце смотрит на меня из-за труб тракторного завода. Я облокачиваюсь на перила и смотрю вниз. Я могу спуститься вниз и зайти в отсасывающую трубу турбины, походить по ней, покричать «ау», послушать эхо. А пройдёт год, и котлован затопят. В отсасывающих трубах станет бурлить вода, и уж никто не сможет там походить, покричать «ау». И так будет десять, сто, тысячу лет.

Я радуюсь тому, что когда-нибудь пассажирам, едущим в поезде по сооружениям гидроузла, скажу: «А я ходил там, где вы никогда не сможете пройти...»

Потом я иду домой. Люда встречает меня у дверей, провожает в комнату, целует, нараспев приговаривая: «Я так по тебе соскучилась».

После ужина мы оставляем включённой только настольную лампу. Люда просит: «Поцелуй меня ещё немножко, не скупись». Потом она, довольная, забирается в постель с книгой, а я сажусь за стол. Мне не хочется спать, хочется думать и изображать свои инженерские мысли на бумаге. Я уже давно занят проблемой коренного усовершенствования арматурных работ в гидростроительстве.

Люда читает недолго - её одолевает сон.

Я убираю со стола будильник, чтобы он не смущал своими упрямыми стрелками, не подгонял меня.

В два часа (не позже и не раньше) Люда обязательно проснётся и скажет: «Голубчик, не дури, пора спать». Я выключаю свет и ложусь головой на тёплую Людину руку... Долго мои мысли будут ещё биться в темноте, волновать меня - это и есть мой покой. А эта чужая любовь пускай пока побудет в стороне. Пройдёт время, и она сама пробьёт себе дорогу - настоящая любовь не заблудится.

ГЛАВА 6

Все разрешилось неожиданно и очень просто.

Вера поправлялась не по дням, а по часам. Врачи этому удивлялись, а мы радовались. Мне кажется, Вере так сравнительно легко удалось перебороть свою болезнь потому, что она считала её порогом, через который надо обязательно перешагнуть, чтобы идти дальше, по новой дороге. У неё проявились сила и воля, как у нежного бледного ростка, который, пробиваясь к свету, взламывает толщу асфальта.

Выздоравливала Вера, и в нашем доме постепенно восстанавливался порядок. Павел Петрович стал бриться дома, по вечерам не уходил в подвал, а на ночь опять пеленал свои непослушные усы.

Анна Сергеевна вытеснила Люду с кухни и по-прежнему сама готовила для всех нас ужины и завтраки.