Се ля ви… Такова жизнь

Андрей не оправдывался, он на дискотеку ходил изредка, все время помогал отцу, старался и вникал в дела холдинга.

На этом разговор кончился. Но продолжались Катины коктейли. Причем явно прогрессировали.

Однажды Иван Петрович попросил Андрея:

– Своди-ка ты меня на эту дискотеку.

– Может быть, не надо, па?

– Почему?

– Расстроишься. Переживать будешь.

– Нет, я должен увидеть и понять, что происходит с Катей.

Не откладывая, в тот же вечер направились на танцы. Вход в дискотеку пылал рекламными огнями, они мигали, прыгали, гасли и загорались в ритме джазовой музыки, которая вырывалась из входа.

В огромном пространстве, похожем на ангар с балками и арками, поддерживающими крышу, сразу у входа бар сверкал яркими бутылками и посудой. За стойкой в красной рубашке, полыхающей, как огонь, в электрической подсветке, манипулировал бармен. Он, как жонглер, ловко крутил, подкидывал и ловил смеситель для коктейлей.

В дальнем углу, на ярко освещенной эстрадной площадке, издавала невероятно громкие звуки и колотила в барабан группа из пяти дергающихся фигур. Все, что они извлекали из своих инструментов, усиливалось спецтехникой, подвешенной вокруг гладкой, блестящей площадки, на которой в ритме музыки дергались пары. Танцующими их назвать нельзя – это были конвульсии с беспорядочным выделыванием вензелей ногами и руками. Да и в пары они сходились на некоторое время, когда слипались и терлись в экстазе, особенно теми местами, где под одеждой скрыты половые органы. Потом они отскакивали и дергались поодиночке. И опять слипались и терлись, терлись, терлись. Иван Петрович вспомнил: в молодости он бывал на танцплощадках, там тоже прыгали в фокстротах и румбах, но как-то по-другому, без похоти. А когда в плавном танго один его приятель очень плотно привлек к себе партнершу, Лиза шутливо шепнула Ивану:

– По-моему, после этого он должен на ней жениться.

Иван Петрович показал Андрею на трущихся в сексуальной истоме и пересказал ему шутливую фразу Елизаветы:

– После этого полагается жениться.

Андрей даже не улыбнулся, серьезно пояснил:

– Здесь это не обязательно, когда становится совсем невтерпеж, идут туда и трахаются.

Иван Петрович не понял:

– Как это?

– Вон, смотри, справа дверь за занавеской и слева такая же. Входят с разных сторон. Там небольшой холл, в нем сидит кассирша. Платишь десять долларов за сеанс, берешь презерватив и входишь в темную комнату, где ждет партнерша, которая так же вошла с противоположной стороны. Мрак абсолютный. Находят на ощупь. И трахаются. Там для этого поставлен диван. И все в порядке, не нужно никакой свадьбы.

Иван Петрович онемел от этих подробностей. Андрей продолжал:

– Больше того. Могут в этой комнате встречаться не только те, кто договорился. Любой, кому захотелось трахнуться, может заплатить десять долларов и встретиться с незнакомкой, тоже жаждущей секса. Трахнулись и разошлись. И не знают, кто был партнером. Романтика. Многим нравится.

– И ты заходил?

– Попробовал…

– Ужасно… Неужели и Катя там бывает?

– Не знаю. Я ее об этом не спрашивал…

– Но ты брат! Должен оберегать ее нравственность.

– От кого? Здесь такая жизнь. Здесь все можно. Полная свобода личности.

– Но это же скотство. Так только собаки под забором случаются.

– Ты старомоден, па.

– А ты почему этим не увлекся?

– Я буду всегда рядом с тобой.

Отец ощутил прилив радости от этих его слов. Но то, что сказал сын дальше, его ужаснуло:

– Я буду с тобой – делать деньги!

При этом у него были такие холодные и чужие глаза, каких отец прежде никогда не видел.

Но сейчас было не до сантиментов, отец сказал:

– Надо спасать Катю. Надо ей запретить…

– Поздно, папа. Ей эта жизнь очень понравилась.

– Разве это жизнь? Что ждет ее в будущем?

– То же, что всех этих парней и девушек. Перебесятся, станут порядочными, трудолюбивыми американцами, бизнесменами, торговцами, врачами, клерками, шоферами. И спутников жизни найдут, и семьи будут у них хорошие. В общем, не сомневайся, па, в Америке все, как в фильмах, кончается хэппи эндом.

– Нет, я так не могу. Я должен серьезно поговорить с Катей.

И поговорил. В тот же вечер увел ее за руку с дискотеки. Она, потная, раскрасневшаяся, сопротивлялась. Но он властно сжал ее руку и привел домой.

– Ты что, совсем очумела в этой Америке?

– Не понимаю, о чем ты?

– Я все видел. Андрей рассказал мне о темной комнате. Это даже не проституция, а что-то еще более мерзкое!

– Не знаю. Не пробовала. Но раз ты говоришь с таким осуждением, надо обязательно попробовать.

Батюшков не узнавал свою дочь. У нее были наглые, немигающие глаза. Ни малейших проблесков совестливости, не говоря уж об уважении к отцу. У нее были глаза нахальной, гулящей девки.

Иван Петрович чувствовал – сейчас его расшибет инфаркт. На его глазах погибала дочь, и он не может ее спасти. Рушилось все! Благополучие, созданное в Штатах таким трудом. Никчемным становится широкое применение своего изобретения. Поток денег! Будь они прокляты! Из-за погони за долларами он теряет детей. Он сам привез их в эту клоаку! Господи, накажи меня! Пошли мне смерть!