Се ля ви… Такова жизнь

Третьим оказался не офицер, а молоденький курсант из летнего училища. Чистое, румяное лицо его было свежим и жизнерадостным даже в тяжкой духотище. Голубые петлицы и голубые глаза курсанта сияли, как кусочки неба в солнечный день. Паренек просто обомлел от близости моей Золотой Звезды, забыв обо всем, он глядел на нее, не отводя восхищенных васильковых глаз.

Офицеры потеснились.

– Сюда шагайте, – сказал артиллерист глухим голосом.

– Можно вот здесь, – пролепетал курсант, вскочив со своего чемоданчика, готовый стоять хоть всю ночь, уступив место герою.

Познакомились. Коротко сообщили, кто куда летит. Связист майор Горский летел в Москву, он служит в управлении связи. Артиллерист, капитан Соломатин, – в Псков за женой. Он получил новое назначение. Курсант перешел на второй курс, спешит к маме и папе в Ленинград, каникулы.

Потом один чемодан мы положили в центре, сделали из него стол и начали выкладывать еду, у кого что было. Сало, картошка, крутые яйца, лук, колбаса и хлеб – вот закуска тех лет. Но и это было тогда такой роскошью, что мне стало неловко, когда я заметил, как некоторые штатские соседи отводили глаза от нашего офицерского богатства. Капитан отстегнул с ремня немецкую флягу, обтянутую суконным чехлом. Свинтил крышку-стаканчик и, не торопясь, налил в нее водку. Мне подал первому.

– Прошу вас.

Я показал глазами на майора, он был среди нас старший по званию.

– Нет, прошу вас, вы наш гость, – настаивал артиллерист, а майор, поняв, в чем дело, вытянул вперед белую холеную руку, будто хотел помочь мне поднести рюмку к губам:

– Пейте, капитан, я не службист, пусть вас мои два просвета не смущают, к тому же вы Герой.

Я смотрел на его красивую руку и думал: «Вот что значит работник центрального аппарата: рука будто у князя или графа, он, наверное, и на пианино играет. Не то что мы, фронтовые черти, в грязи, в дыму, по неделям неумытые». Мне вдруг стало легко и весело: скоро и я буду такой нафабренный, элегантный, офицер с высшим академическим образованием!

Я с удовольствием опрокинул стаканчик в рот, сопроводив его тайным пожеланием: «Дай бог, чтоб это сбылось!» Соседям же я коротко кивнул и сказал:

– Со знакомством…

За выпивкой, как водится, пошел разговор, кто где служил, какие с кем необыкновенные дела приключались. Сначала артиллерист поведал о страшной атаке «тигров» под Прохоровкой на Курской дуге. Оказался он человеком разговорчивым, просто говорил, медленно. Ну, а когда «поддал» из фляги, то жесты и слова стали попроворнее.

– Ползут, понимаешь, как глыбы броневые. Наши снаряды от них рикошетят. Очень плохо действует на людей, когда снаряды рикошетят. Страх берет. А он сам, «тигр», как плюнет, так не только пушку, а еще и землю под ней на метр сметает! Сильна дура, ничего не скажешь! Это только в газетах, да в кино с ними ловко расправляются. А я вот как встал с ним лицом к кресту, так у меня в жилах вместо крови лед образовался. Оцепенел весь. Еле превозмог себя. Он в меня хрясь! Перелет. Я в него хрясь, только искры от брони, да осколки взвыли. Он еще одним в меня хрясь! Опять перелет. Ну, тут уж я понял! Подвел я прицел под самую кромочку, да как врезал ему под башню, так и отлетела она, будто шапку ветром сдуло. Но опустись у него пушка на миллиметр ниже – привет, загорал бы я сейчас под Прохоровкой!

После артиллериста заговорил майор. Но курсанту было интереснее послушать меня, поэтому Юра несмело вставил:

– Может быть, вы, товарищ капитан, расскажете про свои воздушные бои? – он показал глазами на мою Золотую Звезду.

– Потом. Давайте послушаем майора, – возразил я, втайне надеясь, что до меня очередь не дойдет, уже изрядно недоело рассказывать одно и то же о себе. Где бы я ни появлялся, обязательно просят: «Расскажите, за что вам звание Героя присвоено».

Майор Горский, видно, собирался рассказать что-то очень интересное, после слов курсанта он с явным нетерпением смотрел на нас ясными серыми глазами, которые стали еще ярче от выпитой водки, ждал – говорить ему или мне?

– Давай, майор, трави ты, коли начал, – сказал артиллерист, он был старше нас по годам. И это старшинство, естественно, передалось и на наши отношения.

Майор заговорил приглушенным голосом, чтоб не слышали соседи. Мы склонились к середине. Он повел рассказ о женщинах. Тема обычная для мужчин, тем более когда выпьют. Правда, говорят в этих случаях с юморком, все истории со смешными казусами, похожи на анекдоты. Много я слышал трепа о таких похождениях, сам мог рассказать для поддержки разговора немало забавных историй, но мне стало не по себе от того, что говорил майор. Он говорил правду. Пропадала прелесть полувранья, которая позволяет без стеснения рассказывать и слушать такие истории. То, что говорил майор, было очень грязно. Ушам стало жарко от подробностей, которые он преподносил.