Себастьян Маас. Эдгар Юлиус Юнг и метафизические основы Консервативной революции

Воззрения Юнга на культуру требуют сначала разъяснения нескольких понятий. Термин «разум» автор – в соответствии с критериями Просвещения – приравнивал к материалистически-материальной жизни. В противоположность этому «ум», по его мнению, стремился к переживанию целостности и к трансцендентности: «Разум принадлежит к миру материального, он направлен в сторону мира земного. Ум – это мышление, а разум только распознавание. Однако мышление – это больше чем распознавание. Узнающий исследует материал, мыслящий оценивает, упорядочивает и формирует». Самая большая опасность состоит в том, что разум «отравляет» дух и тем самым может отрезать его связь с Богом. На уровне отдельного человека здоровая жизнь возможна только при «согласованном созвучии» тела, души и духа. При этом душа, самый важный элемент органической жизни, больше всего находится под угрозой, если основное внимание слишком широко уделяется обоим внешним полюсам. Только при гармоничном равновесии тела, души и духа исправная душа могла бы производить культурную жизнь. На уровне общности телу соответствует природа, а духу религия. Здесь тоже опасность состоит в том, что выходящий из берегов рационализм может помешать согласию между природой, культурой и религией, воздействие от чего, в конечном счете, уничтожит культуру. Говоря о немецком народе, Юнг констатировал, что «противоречия в немецком существе между устремленным к небу духом и тупым, варварским беспорядком сильнее и опаснее, чем у народов Запада», что стимулировало душу и вместе с тем культуру к максимальным достижениям. Мартин Лютер, музыка Иоганна Себастьяна Баха, идеалистическая немецкая философия и время классики и романтики были, например, выражением этих сил души. Юнг не рассчитывал исключительно на то, что такое искусство автоматически могло появиться из органического окружения. Скорее он намеревался прибегнуть также к средствам воспитания и цензуры:

«Если тогда вмешивается цензура – необходимая в здоровом обществе для подавления отходов свободной печатной машины, то звучит больной крик «ответственного только перед своей совестью художника» о варварском принуждении. Нет ничего противнее этого лицемерия. [...] Однако принцип воспитания, без которого человеческое общество никогда не сможет обходиться, требует искоренения мерзавцев. Только истинное искусство свободно. Однако важничающая возня деятелей искусства не защищает от принуждения, которое только одно помогает против пошлости».

Так называемое «истинное искусство» Юнг увидел в поэзии Штефана Георге. Эта тема также в сегодняшнее время пользуется действительно высокой популярностью, что выражается, например, в активной деятельности Общества Штефана Георге и благоприятном положении с источниками. Наряду с огромной силой вдохновения, которая была у Георге еще при жизни, можно заметить тенденцию повторного открытия изгнанного из немецких учебников поэта. Актуальную биографию Штефана Георге предлагает книга Томаса Карлауфа, правда, этой книге, к сожалению, недостает рассмотрения истории глубинных воздействий всего творчества поэта. Представления Георге о «Новой империи» или «Тайной Германии» как раз благодаря их эстетическо-художественному оформлению могли развить в рамках Консервативной революции вдохновляющую силу притяжения, которую не стоит недооценивать. В соответствии с этим также не могли не возникнуть попытки изобразить непрерывность между «Новой империей» Георге и Третьим Рейхом национал-социалистов. На это нужно возразить, что Георге в 1933 году отверг предложение прусского министра по делам образования и религии Бернхарда Руста назначить его президентом Академии поэзии. Далее граф Клаус фон Штауффенберг незадолго до своей казни 21 июля 1944 года воскликнул: «Да здравствует Тайная Германия», что скорее сдвигает учение Георге ближе к кругам активного сопротивления против национал-социалистического правительства.

Как уже упоминалось, также и Юнг, который подобно Штауффенбергу лишился жизни по приказу национал-социалистических властителей, был воодушевлен понятием искусства, которое воплощал Георге своей поэзией. Если в ранних работах поэта Юнг еще замечал творчество чистого художника, то самое позднее с томом стихов «Новая империя» 1928 года была пробита брешь к политическому миру. При этом языку Георге свойственно желание снова связать человеческий дух с божественным, чтобы освободить этим путь к Новой Германии:

«Если Германия – это сердце континента, то в Георге бьется сердце этой вечной более высокой тайной Германии, которая тянется через столетия, передавая свой дух от гения к гению. Из искры этого духа, из ядра этого огня возникнет – если вообще возникнет – Новая империя, которая предсказана и подготовлена в книгах предков, в истории немцев: империя, в которой Бог и тело, дух и власть, добродетель и красота снова станут единым целым».