Седая целительница (СИ)

И взялся за ремень штанов. Дурные воспоминания ударили в голову морозной лавиной. Сердце сжалось испуганным котенком в груди.

Дернулась назад, поближе к окну, и застыла соленой глыбой.

А он уже разделся до подштаников и лег на правую часть кровати. Потушил свечи со своей стороны и ожидающе глянул на меня.

— Не трону тебя. Будем спать.

Вроде как искренне сказал, по крайней мере, Горан мне никогда не лгал. Только я бы скорее свою косу съем, чем лягу с ним рядом.

Закричать ему это в лицо? А кто меня слушать будет? Силой заставит, а то и передумает просто спать. Вот сегодня о наследниках говорил. А я еще не готова к близости, даже ради невинной души нашего дитя.

— Я… Мне еще не спится. — прикусила губу, сочиняя на ходу, как на глаза попалась недошитое полотенце. Аглая притащила, дабы я не скучала, а мне не до него было, я девочек лечила. — Полотенце надо украсить.

Стащила с корзины ткань и иголку и присела возле окна, свечу поближе устроив.

— Поздний час, только глаза испортишь.

Сварливо заметил мужчина с постели, приподнявшись на локте. Я же спокойно глянула на него, ощущая, как с иголкой в руках становлюсь храбрее.

— Ты спи. Я мешать не стану.

* * *

Если Снежинка думала, что одну ее терзают кошмары, то ошибалась. Нет ничего страшнее, чем чувство вины. Всю свою жизнь оно мучило Горана. Как и ощущение беспомощности. Сначала за мать, так как отец ее не любил и менял полюбовниц чаще, чем подштаники. Потом за Яромилу, которая сгинула по чужой дурости. А сейчас и перед Снежинкой.

Отличие было лишь в одном.

Мать и сестру он не смог спасти, а жену сам чуть ли не сгубил.

Необъяснимая тяга к седоволосой целительнице мучила его с первого дня, как он ее увидел. И даже когда он узнал правду, то волк оставался верен обожанию перед этой девчонкой.

Поддержал его зверь лишь один раз, когда загонял добычу на алтарь. Но и то ради того, чтобы побыстрее сделать своей и доказать всем богам и смертным, что отныне она принадлежит ему.

Да только что-то пошло не так.

Он не сдержал свою злость, отдался инстинкту охотника. Спросил с нее, как с вражеской волчицы. А она больше человек, чем из племени волкадавов. Да и насчет вражьего племени тоже обдумать надобно.

Прежний альфа обвинял белых в том, что они разрушили договор о браке, который был заключен в последние дни зимы двадцать один год назад. А если верить Снежинке, то Буран в то время уже был счастливо женат и зачал жене первенца.

Выходит, либо белые заранее заключили гибельный союз, либо черные выслали невесту в надежде, что волкодав откажется от своей человечки. Так или иначе, за этим стояли оба альфы. Отца уже нет в этом мире, а вот Нукзар — дед Снежинки, он должен знать правду.

Юная Снежинка удивляла своим взглядом на мир и невинной душой. Излечила дитя его клана, щебетала с Аглаей. Сдружилась с Русалой.

Она умудрялась его бояться и ненавидеть, но при этом еще сильнее к себе совлекать.

Тонкая и нежная, мудрая и дальновидная. Стоило признать, его мать была другой. Злой и черствой бабой, ненавидевшей целый мир и старшую дочь. Она устраивала скандал с каждой новой шлюхой отца. Не глядела за детьми. И все проклинала богов за свою неудачную судьбу.

А Горана мучили во сне плач и больные стоны Снежинки. Она умоляла его остановиться, и он вроде хотел, да не мог. И это убивало. Очередной ее болезненный стон, и он выскользнул из сна, как из-под толщи воды. Нащупал рукой по соседнему месту на кровати. Но ничего не нашел.

Сгинула?

Что-нибудь с собой натворила?

Убежала?

Мысли забегали по голове табуном диких лошадей. Как он наконец узрел сгорбленную фигуру на лавке возле окна. Уронив голову на локоть, девчонка спала. Держа онемевшими пальцами полотенце и иглу.

Свечка давно погасла, а Снежка, кажется, и не думала лечь рядом с ним.

Упрямство или страх? Тряхнув головой, Горан слез с кровати и бесшумно подошел к ней. Убрал в сторону ткань и иглу, а саму рукодельницу на руки взял. Бережно перенес на кровать и укрыл покрывалом.

Она тут же обняла край подушки и улыбнулась во сне. Безмятежно и счастливо, как никогда ранее. Горан завис от увиденного, опустился на колени рядом со спящей красавицей, рассматривая ее словно сокровище. Или дивное диво. В свете первой зари.

Одно он понял точно, не желает он ее терять. Не желает слышать запах страха от нее. Не хочет, чтобы голубые глаза покрылись коркой льда.

— Виноват я перед тобой, милая. — шепнул тихо, очертив пальцем исхудалое личико. — Сильно виноват. Права ты, не хотела бы Яра, чтобы кто-либо страдал, как она.

— Нет такого права, чтобы истязать невинных.

— Но клянусь тебе, — опустился ниже, — никто отныне не обидит мою жену.

Оставив прощальный поцелуй на белой, как парное молоко, щеке, Горан развернулся, дабы одеться.

Осеннее небо утром было необыкновенно пасмурным и холодным. Весь терем да и селение еще спали.

Патрули еще не вернулись с границ, а петухи только повылазили из курятников, отряхнув разноцветные перья после долгой ночи, лениво взбирались на крыши, дабы призвать люд просыпаться.

— Не спится тебе, альфа.