«Слушай, вкусно пахнет – что там у тебя?»
Байяр возвращается на кухню: «Ты пока оливки поешь».
Делез двадцать шестой, поделил место с Клер Бретеше[501]
.Дюмезиль, Годар, Альбер Коэн…[502]
Бурдье только тридцать шестой. Симона аж распирает.
Коллектив «Либерасьон» все-таки проголосовал за Деррида, хоть и за мертвого.
Гастон Деффер и Эдмонда Шарль-Ру[503]
дружно проголосовали за Бовуар.Анн Синклер проголосовала за Арона, Фуко и Жана Даниеля[504]
. Симон думает, что ее он бы, пожалуй, трахнул.Некоторые ни за кого не проголосовали, заявив, что настоящих интеллектуалов не осталось.
Мишель Турнье[505]
ответил: «Кроме себя, даже не знаю, кого назвать». В другое время Симон, наверное, рассмеялся бы. Габриель Мацнев[506] написал: «Первое имя – мое собственное: Мацнев». Симон задается вопросом, описан ли этот тип регрессивного нарциссизма – желание назвать самого себя – в психоаналитической таксономии.П.П.Д.А. (проголосовавший за Арона, Грака и д’Ормессона[507]
) говорит: «У Вашингтона все основания радоваться повышению доллара: пять и четыре десятых франка…»Симон пробегает по списку проголосовавших и не может сдержать возмущения: «Твою мать, эта гнида Жак Медсен[508]
… бездарь Жак Дютур[509]… и рекламщики, конечно, новое отродье… Франсис Юстер?![510] И этот подонок Элькабаш – за кого он проголосовал?.. за старого мракобеса Повеля!..[511] и за нашего фа́шика Ширака, ну охренеть!.. Козлы!»Байяр выглядывает в гостиную: «Ты мне?»
Симон бормочет нечто невразумительно-нечленораздельное; Байяр возвращается к плите.
Выпуск П.П.Д.А. заканчивается, после новостей – прогноз погоды Алена Гийо-Петре[512]
, который обещает, что этот холодный май (12 градусов в Париже и 9 в Безансоне) наконец станет солнечным.После рекламы появляется голубая заставка, на которой под помпезную музыку с тарелками и духовыми возникает надпись, сообщающая о начале дебатов «в преддверии выборов президента Республики».
После заставки показывают двух журналистов, которые будут вести эфир.
«Жак, давай сюда! – кричит Симон. – Начинается». Байяр выходит в гостиную к Симону с двумя бутылками пива и кубиками сыра в обертке. Открывает бутылки, пока Жан Буассонна, выбранный Жискаром журналист, обозреватель радиостанции «Европа-1», в сером костюме и полосатом галстуке объявляет программу вечера, всем своим видом давая понять, что сбежит в Швейцарию, если победят социалисты.
Рядом Мишель Котта, журналистка РТЛ[513]
: черная копна на голове, блестящая помада, блузка цвета фуксии, лиловый жилет, нервно улыбается и делает вид, будто что-то записывает.Симон не слушает РТЛ и спрашивает, что это за матрешка в розовой кофточке. Байяр глуповато усмехается.
Жискар выражает надежду, что дебаты будут полезными.
Симон пытается зубами отогнуть язычок на обертке кубика с ветчиной, у него не получается, он нервничает, а Миттеран говорит Жискару: «Для вас, конечно, месье Ширак – плачея»…
Байяр берет кубик из руки Симона и снимает алюминиевую обертку.
Жискар и Миттеран предъявляют друг другу имена неудобных сторонников: Ширак в то время считался представителем устойчивого правого крыла, ультралиберального, на грани фашизма (18 %), а Марше был кандидатом от коммунистов брежневской эпохи загнивающего сталинизма (15 %). Оба финалиста, конечно, нуждаются в их голосах, чтобы выйти во второй тур.
Жискар упирает на то, что в случае переизбрания ему не придется распускать Национальную ассамблею, а вот его соперник будет либо делить власть с коммунистами, либо окажется президентом без большинства: «Нельзя вести за собой народ вслепую. Это народ, способный к самоуправлению, он должен знать, куда идет». Симон обращает внимание, что Жискар не умеет склонять глагол
Жискар упирает на парламентскую нестабильность, поскольку не представляет себе ассамблею с социалистическим большинством, и поэтому ответ Миттерана звучит достаточно церемонно: «Я хочу победить на президентских выборах, я рассчитываю победить и, победив, сделаю все допустимое в рамках закона, чтобы выиграть на парламентских выборах. А если вы не способны представить, что будет происходить со следующего понедельника, не чувствуете умонастроения Франции, ее исключительную жажду перемен, значит, вы вообще не понимаете, что творится в стране». Байяр поносит большевистскую заразу, а Симон тем временем распознает двойное высказывание: совершенно очевидно, что Миттеран обращается не к Жискару, а ко всем, кто Жискара ненавидит.