Седьмая центурия. Часть первая (СИ)

Путтипут дёрнулся было вызвать директора телеканала для объяснений, но сдержался, чтобы не подавать пример нарушения субординации. Он собрался было ткнуть в коричневую кнопку вызова министра Патриотизма, но тот всего на секунду опередил, позвонив первым. И сообщил:

- Вадим Вадимыч, директор первого канала уже застрелился. Только что, в рабочем кабинете. Бригада следователей уже подъезжа...

Путтипут перебил Штарикова:

- А шоумен этот, Малах Андреев, жив?

- Его тоже?!... Вадим Вадимыч...

Путтипут выдохнул:

- Разберитесь там... - И добавил: - Повнимательнее...

Глянув на Михалку-стольничего, замершего с льняным полотенцем наперевес на пороге сервировочной, Путтипут, неожиданно для самого себя, спросил:

- А скажи, Михалка, от Бога ли моя власть?!

- От Бога! Истинно! Истинно от Него! - закивал Михалка.

Путтипут не был идиотом, и знал, что постулат "Власть от Бога" - старая византийская дурилка, однако решил проверить на представителе народа, коим можно было, хоть и с немалой натяжкой, считать стольничего Михалку.

- А у Сталина?

- Всякая власть от Бога! - подтвердил Михалка, качая головой, как китайский болванчик. - И не сумневайтеся!

- А у Гитлера?!

- Мы, християне, знаем, что нет власти не от Бога, - пробормотал стольничий, развёл руками и зажмурился.

Путтипут глянул на часы - было уже 20:25. До заседания Совета Госбезопасности оставалось пять минут. Он ополоснул рот, вытер руки, накинул на шею петлю галстука, затянул её, облачился в пиджак, проверил под правым лацканом - не отцепился ли, случайно, значок заслуженного чекиста, и, в слегка подпорченном настроении, покинул Столовую Палату. Шагая мимо Грановитой, Шатёрной и Золотой Палат, он размышлял: "Чтобы манипулировать быдлами, одних анекдотов от поручика Ржевского уже мало. Чем ещё их привлечь? Обещанный им, простодушным, земной рай - коммунизм - лет семьдесят продержался, протянул и сдох. Чем ещё Сталин сплачивал вокруг себя простодушных? Незаменимым вечным образом врага! Да, да! многочисленными внутренними и внешними врагами. И плутократии сейчас, без образа врага, на Дурдонисе не удержаться. Двух основных врагов назначим мы: "Пятую колонну" внутри, и всю остальную Вселенную снаружи. Схема верная: быдлы боятся, а я, Верховный их защищаю - именно так учил геноссе Муссолини.

Ужин под шоу Малаха Андреева оставил дурное послевкусие, и для поднятия духа Путтипут, едва слышно, напел себе:

Ин дер фельден блицен

Бомбен унд гранатен.

Унзер шмайссер шиссен,

Хенде хох, зольдатен!

А почему? А потому!

Только из-за-а

Шингдерасса, бумдерасса!

Только из-за-а

Шингдерасса, бумдерасса-са...

20. Резидент

- Яйцетрясение задумчивое... Яйцетрясение безмятежное...

Белые двери без ручек. Белые табуретки и столы привинчены к полу. Стальные решётки окон тоже выкрашены в белый цвет. Мне хочется стать дымом и валить через форточку из окна.

Картавый ангел товарищ Нинель сообщает мне, что камеры гуманоидариума переименовали в "палаты" когда под давлением межгалактического общественного мнения правящие на Дурдонисе олигаторы, во главе с Верховным меркадером, были вынуждены присоединиться к конвенции по правам космических пленных.

Дверь открывается, входит Ада с подносом в руке. Принцесса Датская приветствует её:

- Офелия! О радость! Помяни мои грехи в своих молитвах, нимфа!

Ада принесла нам какое-то бледно-мутное пойло в мензурках, и ещё пилюльки.

- В рот возьми, но не глотай! - тихо советует всё знающий Дельфийский Оракул. - Это бром!

- Нет-нет! - с улыбкой возражает Ада. - Это квас!

- Лё квас нё квас па! - говорит товарищ Нинель.

- Товарищ Нинель говорит поо-поо... по-французски, - поясняет Аде Курочка, почему-то нараспев.

Каждый получает свою порцию брома и пилюль, и все демонстративно, для Ады, глотают и сосут.

Очередь доходит до меня. И тут Ада склоняется к моему уху и жарко шепчет:

- Всем бром, а тебе витамин "Е" - ударная доза!

Одной рукой она обнимает мою шею, а другой - кладёт мне на язык несколько горошин. И зачем-то нарочно задерживает свои длинные пальцы на моём языке.

Пока я рассасываю сладковатые оболочки витаминок, пышные груди самки аллирога вальсируют по моим тощим рёбрам. Её тело пышет жаром и вздрагивает. Ада горячо дышит мне в ухо и мурлычет старинную песенку:

На-сту-па-ет ночь,

Зовёт и мааа-нит,

Чувства новые

На-нааа...

- День деньскоо-коо-кой! - квохчет Курочка Ряба. - Какая тебе ночь?! Знать Фёклу поо по хвосту мокру!

Она хлопает крыльями мне по ушам и комментирует:

- Ада поо-положила на тебя глаз!

Ада улыбается Курочке, достаёт из глазницы глаз, кладёт его мне на темечко и строго предупреждает:

- Смотри, не урони!

- ЯЙЦЕТРЯСЕНИЕ ЭФФЕКТНОЕ!

Трёхфаллый кенгуриными прыжками подскакивает к Аде и произносит так, будто здоровается:

- И Апажьжева Фатима!

- Нет, я не Фатима, - говорит Ада. - Я Ада.

- Да ужь-жь-жь-жь, - начинает жужжать Трёхфаллый, тут же подскакивает ко мне, и говорит, будто на ухо, но так, что всем слышно: