Седьмая вода

Окружающий мир словно распался на два абсолютно разных временных потока. В одном, там, где я, все несется с безумной скоростью, подгоняемое моим зашкаливающим пульсом и сорвавшимся с цепи воображением. За минуту ожидания проносятся, сменяя друг друга, сотни картин и эмоций. Рождается, растет и гибнет надежда, тут же восставая вновь. В том же, где Василиса, мгновения текут, никуда не торопясь, и эта изматывающая неспешность делает со мной совершенно невообразимые вещи. Отсветы пламени костерка будто в замедленной съемке скользят по изгибам ее тела, как густая маслянистая жидкость, любовно облизывая их так, как это хочу сделать сам. Возможно, это глюки моего измученного ожиданием мозга, но, похоже, что тень сомнения наползает на лицо Василисы, и мое сердце летит куда-то вниз, туда, где только острые ледяные осколки. Конец тебе, Сеня! Так мне, дебилу, мля, и надо! Женщинам надо сначала мозг оргазмом выносить, а потом уже предоставлять выбор. Причем выбор между тем продолжить прямо сейчас или перекурить чуток. Злость на себя и мрачное разочарование подступили к горлу мерзкой горечью. Но вот моя Снежная Королева все так же невыносимо медленно прикрыла вынимающие мне душу глазищи, прикусила нижнюю губу, чуть откидывая голову назад, и двинула бедрами, создавая охрененное трение в самом нужном месте. И я захлебнулся вдохом, мыча и лишаясь способности говорить. Если даже прямо сейчас я помру от переизбытка чувств, то уже пофиг, потому что знаю, что моя Ледяная принцесса все же решила стать для меня Повелительницей огня!

Ладони Василисы ложатся мне на живот, и мышцы сокращаются абсолютно неконтролируемо. Я ничего не могу поделать с этой дрожью, потому что все силы уходят на борьбу с беспощадно подступающим оргазмом. Моя сладкая погибель скользит руками вверх к груди, оставляя две пылающие тропы. Я льну, притягиваюсь к ее ладоням, безостановочно молясь о большем. Может, это и кощунство — призывать помощь Всевышнего, мечтая о воплощении в жизнь самых порочных и примитивных желаний, но разве не делают это люди во все времена, взывая тем громче, чем неистовей сжирающие их плотские потребности? Василиса наклоняется за новым поцелуем и одновременно опять потирается своим обжигающим даже сквозь ткань центром о мой железобетонный стояк, и я упираюсь пятками в землю не в силах уже остановить ответного движения. Ее волосы падают вперед, окружая наши лица, скользят по коже, создавая еще больше пронзительной интимности. Наши взгляды сталкиваются, и хоть я почти ничего не вижу в полутьме, но безошибочно считываю, дорисовываю согласие идти со мной до конца. Ну, вот и все. Большего и не нужно. Подаюсь навстречу, захватывая, вторгаясь в ее рот с еще большей дерзостью, чем раньше, и упиваюсь ответным напором. Да, вот так, моя хорошая. Мне тоже нравится жадно, до боли, до привкуса соли и металла. Помнишь это?

Скольжу руками по ее ногам, обнимающим меня, совсем не нежно сминаю ягодицы, снова вжимаясь пульсирующим членом в ее тело, и, кайфуя, ловлю прерывистый стон-всхлип, отдавая в ответ свой протяжный. Хочу еще одну пару рук или, может даже, несколько, чтобы обласкать, истрогать, истерзать одновременно каждый изгиб и сантиметр кожи. Чтобы ошалела, потерялась совсем, утонула в наслаждении и стремилась к нему снова и снова. Стремилась ко мне. Пожалуй, позже я проведу целую вечность, вот так лаская, сжимая, вылизывая и исцеловывая, отыскивая и запоминая каждое уязвимое место на ее теле, но сейчас напряжение непереносимо больше. Мы оба уже просто гибнем, пребывая в этом бесконечно затянувшемся состоянии зарождения оргазма, которое длится и длится, причиняя боль запредельным напряжением от невозможности достигнуть, наконец, своего апофеоза. Вынуждаю приподняться Василису и стягиваю давно лишние между нам бордшорты, как чертов фокусник выуживая одновременно из кармана презерватив, который до этого переложил из штанов. Кладу квадратик фольги себе на живот, однозначно давая понять моей Русалке, что игры кончились, и жду пару секунд, давая ей до конца это осознать. Снова приходит краткий испуг. Это же Васька, она может со скоростью света надумать себе все что угодно по поводу такого своевременного появления средства защиты. От того, что румянец на ее щеках моментально становится интенсивнее, а дыхание замирает, у меня в животе все скручивает узлом в ожидании худшего. Когда я успел уподобиться чувствительной барышне, у которой чуть что все нутро обмирает? Ох, Васька, сделаешь ты из меня истерика, ей Богу!

Но, видимо, точка невозврата для нас уже пройдена, и поэтому Василиса не останавливается и, лишь чуть замешкавшись, вкладывает шуршащий квадратик мне в руку и, сглотнув, шепчет:

— Лучше ты сам.