Седьмая вода

Но, конечно, суровой беседы с подчиненными на тему, как мы дошли до жизни такой, что при резкой смене обстоятельств не оказалось того, кто бы взял на себя общее руководство операцией, не избежать. Хотя я четко осознаю, что в первую очередь это мое упущение как руководителя. Просто ситуация поменялась очень стремительно. Обычно мы с отцом всегда имели возможность подменять друг друга, прикрывать спины в деле окончательной координации общих действий в экстренных моментах, так что назначать кого-то непосредственным заместителем с расширенными полномочиями у нас не было необходимости. Но вот, как говорится, она назрела и вылезла наружу вот таким боком.

Когда мы заканчиваем все, что можно было сделать, и дед Миша уезжает за Зинаидой Ивановной, Леся предлагает отважно сбежать до их возвращения и вернуться с извинениями и компенсацией позже, когда основная буря утихнет.

— Папа сам тут разрулит получше нас, а мы потом приедем и подлизываться будем, — заверяет она нас, и мы, само собой, дружно и смело соглашаемся. Хоть в чем-то у нас на данный момент единство взглядов.

В город мы с Василисой едем на заднем сидении машины Федоровых с без умолку щебечущей и распевающей Настеной в качестве буфера между нами. И, если честно, я очень рад присутствию этого чудного ребенка, волшебным образом снимающего напряжение четырех взрослых людей. Совершенно очевидно, что слова деда Миши заставили каждого из нас задуматься и осознать ошибочность слишком острых реакций, опрометчивых решений и нежелания понимать ход мыслей близкого человека, приведший его к тем или иным выводам и поступкам. Я и так знал, что страдаю этой фигней — «сначала психую — потом думаю», особенно когда дело касается Василисы, но реально удивлен, что и извечно невозмутимый Шон не безгрешен. Конечно, наш взрыв возмущения можно оправдать тем, насколько страшно почувствовать даже намек на возможность потери. Но я ведь не оснований своим реакциям сейчас ищу. Если уж на то пошло, Леся и Васька в своих действиях руководствовались тем же самым. А значит, в этом моменте мне следует поставить знак плюс вместо минуса. Ведь если бы Василисе было на меня плевать, ничего бы из этого не случилось. Ладно, добавим это к моему извинятельному списку, чего уж там. Но на данный момент меня в большей степени другое волнует. То, что Василиса предпочла довериться в трудный момент не целой толпе мужиков, а одной, в сущности, еще малознакомой женщине. Это что, тенденция в принципе, та самая пресловутая интуиция в действии или просто следствие работы широкоизвестной дамской логики? Это мне как бы на будущее знать необходимо, дабы просчитывать в случае чего наперед и подстраховываться. Не потому что я собираюсь позволить еще хоть раз случиться подобной ситуации, но жизнь вообще нас редко спрашивает о наших планах — это раз. И даже данная геморройная ситуация еще не исчерпана — это два.

Первым делом в пути я, конечно, звоню отцу. Узнав мой голос, он буркает: «Сейчас» и отключается. Перезванивает через пару минут, очевидно, оказавшись вне зоны слышимости Марины.

— Ты в порядке, сын? — почти строго спрашивает он.

— Да.

— Василиса?

— Тоже, — отвечаю, покосившись на нее.

— Вы где?

— Едем домой.

— Домой не надо. Там после ночных событий не особо уютно, и к тому же уже работают строители.

Вот, значит, как. Просто взломом все не ограничилось, было продолжение кордебалета. Ладно, сейчас рядом с напряженно прислушивающейся Василисой я это обсуждать не буду. Как и то, что мое чувство вины перед ней возрастает, как и уважение к прежде осмеянной женской интуиции. Вкупе с разгоревшейся с новой силой злостью к ублюдкам, столь нахально демонстрирующим нам свою вседозволенность и безнаказанность. Ну, суки, я разберусь, как ответить вам взаимностью!

— Езжайте в офис, там скоординируйтесь уже нормально, — отец чуть выделяет последнее слово, акцентируя, однако, а не заставляя меня чувствовать себя виноватым. — Потом надо переправить Василису сюда, к Марине, и поставить свой пост охраны. А мы пока с тобой порешаем все, сынок, и заодно подготовимся к их возвращению.