Боль, настоящая, тягучая, липкая, та, что больше просто монотонной тоски, к которой привык за годы, вдруг заполняет нутро и сковывает мышцы. Да, отец однозначно прав, именно так и следовало действовать, руководствуясь разумными доводами, но, черт… черт… твою же ж мать! Отпустить Василису сейчас, потерять ее из виду — разве не значит утратить безвозвратно даже те эфемерные успехи, что каким-то чудом обломились мне нежданно-негаданно? У нее же будет время, целая хренова уйма времени, чтобы все передумать, переиначить, стереть и выбросить из головы! Что тогда? Ко мне она вернется опять совсем чужой, накрепко закрытой и навеки уже недоступной, учитывая, что хрен мне еще судьба подкинет такую ситуацию, в которой она волшебным образом откроется и подпустит ближе. Как же все не вовремя, еще и учитывая этот сегодняшний косяк. Но как бы меня не ломало от собственной неуверенности и эгоистичного желания ни за что не выпускать мою любимую занозу из виду, выбор между моими хотелками и ее безопасностью вообще не стоит. Поэтому отец прав, и Василиса поедет в Краснодар, а мне останется надеяться, что я не полный неудачник, и чаша весов в ее длительных размышлениях все же если и не склонится явно, то хоть качнется в мою сторону.
— Да, пап. Так все и сделаем.
— Хорошо. Жду вас завтра. И, Сень… мне кажется, будет лучше, если перевозкой Василисы не ты займешься.
А вот это прямо обидно. Что собственный отец не верит, что смогу доставить ее без проблем? Гнев вскипает моментально, сделав дыхание резким и горячим.
— Думаешь, я не справлюсь? — едва сдерживаясь, выдавливаю я.
— Нет, дело не в том. Просто, если они метят в тебя, то находясь рядом, ты подвергаешь Василису риску.
— А если не только в меня?
— Тогда все равно полезно разделиться и заставить их пометаться за двумя мишенями и определиться четко, кто же им нужен на самом деле. Ты, как объект, который они хотят физически устранить с пути, или она, как инструмент возможного давления.
Злость моментально откатывает. Опять со мной это происходит. Сука-а-а, надо как-то лучше контролировать свои эмоции, Сеня!
— Ладно, я понял. Но только я с Василисой тогда две группы пошлю. Хрен они к ней даже подступиться смогут!
— А вот это верно, сынок. В этом случае больше не значит хуже. Ну, все, до связи. Мне возвращаться надо.
— Увидимся, пап.
— У них все хорошо? — Василиса впервые заговаривает со мной после нашего почти скандала.
— Да, у них все в порядке, — отвечаю я, и она опять отворачивается к окну.
Я пробегаюсь взглядом по ее лицу, от нахмуренного лба к длинным ресницам и чуть подрагивающим крыльям носа, вниз к губам, которые к моему облегчению не раздраженно сжаты. Невыносимо хочется обласкать ее не только глазами, и от силы этого желания руки сжимаются в кулаки, а губы колет от воспоминания, какими ошалелыми и неистовыми были наши поцелуи до того, как в наше пространство вторглась проклятая мохнатая скотина. Когда еще такое повторится?
Уже на подъезде к городу я набираю дежурного в офисе.
— Ше-е-еф! — вопит Роман, узнавая меня, и тут же на заднем плане раздается гул мужских радостных голосов. — А мы уже думали к вечеру начинать прочесывать все вокруг в поисках тебя!
— И как искали бы? — спрашиваю мрачно. — Ходили бы и заглядывали под каждый листик и камушек?
— Эм-м-м… — мнется мужчина на том конце. — Я так понимаю, что идти на поводу у твоей девушки было ошибкой?
Я кидаю быстрый взгляд на бесстрастно взирающую в окно Василису, которая сейчас скорее уж похожа на привычную мне Снежную королеву. Она не может слышать Романа, но все равно мне становится некомфортно.
— Не парься, все правильно. Просто нам стоит разработать протоколы на будущее, учитывая этот опыт.
— Ясно, — Роман все понимает и без лишних объяснений.
Но это все потом, сейчас о насущном.
— Как там обстановка? — перехожу я к делу.
— Дай, — слышу я в трубке голос Молотова. — Шеф, ты уже в норме?
— Лучше всех! Так что там у нас?
— А у нас веселье по полной программе. Но мы бы предпочли рассказать тебе все лично. Ты сможешь в офис подтянуться, или нам куда выдвинуться?
— Буду минут через сорок.
— Вот и ладушки. А то тут тебя как раз дожидаются еще со вчерашнего вечера.
— Кто это?
— Да господин Зарицкий же. Уже выпил весь твой дорогой коньяк для гостей и выспался на всех диванах.
— Чего вы его не выставили?
— Он говорит, что все равно не уйдет, пока с тобой не повидается, и утверждает, что может быть весьма полезен. Да и вообще, он прикольный, и не скажешь, что мажор. Такие байки травит, оборжались мы прямо! — А, ну, языком молоть — это у нас Марик всегда был непревзойденный мастер!
— Нашли себе развлечение на работе, — недовольно бурчу я. — Ладно, ждите, я скоро. Только ничего не болтайте там с порога, я не один приеду.
— То есть, будущая мадам Кринникова-младшая тоже будет? — хмыкнув, осведомляется Леха.
— Молотов! — предупреждающе рычу я.
— Да я молчу, молчу! — ржет он, и, перед тем как отключиться, я слышу, как этот шутник фальшиво запевает мелодию марша Мендельсона. Ну, погоди, засранец, я из тебя на тренировке дурь то при случае повыбиваю!