Седьмая вода

Перед офисом Леся привычно целует меня, толкая животом и вынуждая согнуться.

— Ты же знаешь, что я тебя люблю, Седенький, — шепчет она, щекоча мое ухо. — Сделай все как надо!

— Все, что будет в моих силах, матушка Гусыня, — так же тихо отвечаю я.

— Просто все! — строго нахмурив брови, она грозит мне пальцем.

Василису Рыж с чувством обнимает и тоже что-то неслышно тараторит на ухо, отчего та открыто улыбается и бросает на меня короткий взгляд. От этой мимолетной встречи глазами под диафрагмой будто кто-то немного ослабляет узел, а все потому, что в нем так нужное мне сейчас тепло. Совсем немного, неявно и на краткий миг, но я то знаю, если женщина смотрит так, значит, гроза почти миновала. Уж поверьте засранцу с обширным и многогранным опытом в этом вопросе, которым я и впредь намерен пользоваться без зазрения совести. Хотя отныне все приобретенные навыки и знания буду использовать для охмурения, соблазнения и завоевания лишь одной конкретной женщины.

— Я сейчас своих отвезу и вернусь! — деловито говорит Дима.

— Не-не-не, мужик, не надо! Теперь, когда я в трезвом уме и твердой памяти, уже сам разрулю все, — тихо отвечаю я, поглядывая на женщин. — Спасибо огромное за все, но у тебя сейчас есть поважнее дела!

— Седой! — хмурится друг и недовольно качает головой.

— Расслабься, правда, теперь все нормально… будет. Ты вон лучше за женой следи, причем неотрывно, а то мало ли опять, — усмехаюсь я, нарочно повышая голос, чтобы Леся меня услышала. В ответ она корчит мне гримасу.

— Да тут следи не следи, все один хрен по-своему сделает! — отмахивается Шон и садится в машину.

— Я тебя тоже очень-очень люблю, дорогой! — отвечает ему Рыж, усаживаясь рядом. — Вы точно уверены, что Василисе не лучше с нами поехать?

— Они уверены! — буркает Шон и стартует с парковки, оставляя нас в обществе уже высыпавших наружу охранников, тут же окруживших плотным кольцом в лучших традициях западных боевиков.

Я беру Василису за руку, волнуясь, что подобная демонстрация силы может напугать ее, но она вроде остается спокойна и ладонь у меня не пытается отнять. Даже наоборот, сжимает ее, вызывая у меня непроизвольный вздох облегчения и удовольствия. Вот так весьма для меня символично, рука об руку, мы и входим в офис, чтобы столкнуться с Марком, нетерпеливо вышагивающим по холлу здания. И я даже и не пытаюсь скрыть самодовольства, которое так и прет из меня, когда бывший друг упирается взглядом в наши соединенные руки. Наплевать, что он там говорил, типа, на Василису больше не претендует. Воспоминаний о том, что когда-то у него, можно сказать, совершенно официально было на нее больше прав, чем когда-либо у меня, бесит и пробуждает снова мою темную сторону, которая буквально требует открытой, даже вызывающей демонстрации появившейся между мной и Васькой связи. Это реально сильнее меня. Я едва сдерживаюсь, чтобы не притиснуть мою занозу к своему боку, стараясь заслонить, отнять у давнего соперника даже возможность смотреть на нее. Показать наглядно, что отныне и навсегда я буду здесь, между ним и ею, потому как считаю это место своим по праву. Дурость полная, конечно, но что же тут поделаешь, если все так и есть. И то, что Василиса не отрицает происходящее между нами сейчас ни вслух, ни языком тела перед своим бывшим женихом и продолжает сжимать мою ладонь нисколько не дрогнувшей рукой, практически отрывает меня от земли. Просто обожаю ее за это и за вежливую, но прохладную, абсолютно лишенную теплых эмоций или даже смущения улыбку, адресованную Марку. А за этот взгляд, говорящий «ты никто в моей жизни», тоже хочется затискать до потери пульса. Хотя предпочел бы, чтобы она его с ходу на хрен послала. Даже на мгновение представил себе это. А что, мелкая гадость, но приятно! Особенно учитывая, что со мной творилось, когда видел их раньше вместе. И да, я в курсе, что победители, типа, должны быть великодушны. Но либо я себя еще не ощущаю здесь настоящим триумфатором, либо моя злопамятность неизлечима, но что-то не находится во мне пока всепрощения для Марика.

— Привет, Василиса, — приветственная широкая улыбка вспыхивает на лице Марка, но быстро угасает, как только он наталкивается на мой «пошел на хер» взгляд. — И тебе, Кринников, добрый день!

— Чем мы обязаны вашему внезапному и, мягко скажем, малоожидаемому визиту, господин Зарицкий? — сдерживая прущую наружу язвительность, спрашиваю я, не просто придавая своему «мы» объем, а прямо-таки выпячивая его, точно как Леся свою огромную пузеню. Ага, попробуй не заметить и не прореагировать, говнюк!

Мгновенное понимание вспыхивает в глазах бывшего друга. Марк ухмыляется и качает головой, как будто увидел что-то давно ожидаемое и при этом все же удивительное. А потом он резко мрачнеет.

— Обязан вообще-то лично ты, тем, что повел себя, как упертый баран с неуместным и чрезмерным в определенных ситуациях чувством ответственности в отношении тех, кто этого ни хрена не стоит! — тыкает он в меня пальцем. — Но обсуждать это вот прямо здесь перед всеми, и в особенности перед Василисой, я не собираюсь!