Седьмая вода

— Поверь, я знаю. Все вы такие одинаковые и предсказуемые. Но ты губу не раскатывай. На такую, как ты, я и в голодный год не позарюсь, Царевна-лягушка! — я вложил в свой голос максимум презрения и насмешки.

— Кому ты нужен вообще, хам! — вскрикнула она и понеслась в свою комнату, которая оказал прямо по соседству с моей.

— Я-то знаю, что всем нужен, а кто на такую, как ты, поведется, даже не представляю, — сделал я контрольный выстрел в спину и с удовольствием отметил, как вздрогнули худенькие плечики.

Я знал, что обидел ее, но не особо страдал по этому поводу. Девчонки всегда меня прощали, как бы хреново я с ними не поступал. Достаточно было пары улыбок и капельки внимания, и они таяли, забывая все мои косяки и даже грубость. Поэтому я был уверен, что через день-два опять буду ловить на себе влюбленные взгляды сестренки.

Но оказалось, что тут я конкретно ошибся. Васька меня тупо игнорировала и на следующий день, и через неделю, и через две. То есть, при отце и Марине она была вежлива до тошноты, хотя не произносила ни единого слова, выходящего за рамки прямой необходимости. Ее глаза, если и сталкивались с моими, то оставались равнодушными, так, словно я какой-то предмет мебели. Все остальное время она просто не замечала меня. Не отвечала на вопросы, сколько ни донимал. Не краснела от пристальных и провоцирующих взглядов.

Сначала я прямо был рад. Надо же, как быстро мне удалось избавиться от возможной проблемы в виде влюбленной младшей сводной сестры. Но постепенно это стало раздражать. Ну не привык я к столь долгому игнору со стороны девчонки. И наплевать, что она не симпатичная, и грудь у нее и не думает расти.

Я стал доставать ее настойчивей, постоянно нарочно пересекаясь, когда был дома и в школе. Но результат был прежним. За мной и моим новым другом Марком Зарицким таскались все сколько-нибудь привлекательные девчонки в школе, и только эта противная Васька делала вид, что меня и вовсе нет на белом свете.

И этого я ей простить, конечно, не мог.

Да, я был гад и знаю об этом. Но кто-то же тогда должен был стать моей жертвой, чтобы расплатиться за то, что я не хотел ни этого переезда, ни этого нового дома, а уж тем более никакой сестры. К тому же такой заносчивой, упертой заучки и ледышки. Да на ее месте мечтала оказаться любая девчонка в школе. Любая, но не Васька. И за это она и стала моей постоянной мишенью на следующие несколько лет.

— Арсений, ты на работу-то собираешься? — крикнул снизу отец, и я дернулся, понимая, что так и стою под дверью в комнату Василисы.

— Иду. Уже одеваюсь! — ответил я и пошел к себе.

На самом деле сейчас я стыдился себя того, пятнадцатилетнего. Но время обратно не повернешь. Я вел себя как говнюк тогда, потому что был совсем еще молодым и дурным и срывал зло на том, кто подвернулся под руку. Тогда моя злость была вполне объяснима, хотя, может, и не простительна. Масла-то в голове еще толком не было. Но почему же сейчас, много лет спустя, холодный, безразличный взгляд Василисы так цеплял и выводил меня из себя с пол-оборота? Приехала из своей Москвы, вся из себя такая холеная и идеальная, что аж нутро сводит от одного взгляда. И держится, словно никогда ничего и не было между нами. Будто все, что я бережно храню в моей памяти, просто галлюцинация. Только я знаю, что это не так. Так и хочется ее встряхнуть хорошенько или, как в прошлом, зацепить словами побольнее, чтобы слетела эта маска Снежной Королевы. Потому как сам-то я, всего лишь пройдя за ней по лестнице, почувствовал, как воспламеняюсь, и голова наполняется грязными фантазиями. Вот с какой скоростью работает мой мозг, если за ту минуту, пока мы поднимались, я в мыслях уже поимел эту ледышку, причем неоднократно и в самых что ни на есть разнообразных позах? Шлейф экзотического парфюма и собственного запаха Василисы, который эти пять лет так и не стерли из моей памяти, ударил в голову, моментально опьяняя, напомнил и невыносимые последние полтора года совместного проживания, и события тех последних часов, когда я ее видел.

Из головы просто вылетело, каким обжигающим холодом поливал меня на кухне ее взгляд и как подчеркнуто она соблюдала дистанцию. Забылись вся злость и обида от ее стремительного побега и игнор всех моих попыток связаться. И даже на секунду перестало быть важным, что там, в далекой столице, у нее своя жизнь, которая наверняка включает в себя и мужчин. По-другому и быть не могло. Василиса уже была красива, когда уезжала пять лет назад. А сейчас она просто ослепляла, завораживала, от нее перехватывало дух и мутилось в голове. Такая, как она, просто не могла быть одна. Подобную женщину нужно посадить под замок и стеречь круглые сутки, если хочешь сохранить для себя. И мысль о том, что кто-то, какой-то безвестный столичный хлыщ может считать ее своей, поднимала внутри мутную волну злобы. Но прямо сейчас все это неважно. Имело значение только то, что вот она — здесь, дома, вернулась. А если ее мужик оказался тупым мудаком и отпустил ее сюда одну, то это его проблемы.