Седьмая жена Есенина

Переезд из леспромхоза в областной центр случился без лишних переживаний. Когда писал заявление на получение квартиры, сказал, что собирается жениться. С невестой познакомился на совещании молодых, где ходил обласканный вниманием. Девушки героев любят. Вечные девушки поэтессы – тем паче. «Кикимора из Кимры» – так она себя называла, впрочем, кокетничала. Вполне симпатичная девица, вздорная и склонная к авантюрам. Она и в Сибирь рвалась только затем, чтобы издать книгу, уверенная, что в провинции пробиться намного легче. И добилась своего. А потом сбежала. Улетела сдавать сессию в Литинститут, в котором училась уже восьмой год, и не вернулась. Но эта измена в новую поэму не выплеснулась. Принял спокойно, даже с благодарностью за облегченное расставание. Исчезла, и как будто ее не было. Вспоминался единственный не очень благовидный момент. К нему приехал леспромхозовский товарищ. А он любил встречи с людьми из той жизни, с ними было уютнее и спокойнее, даже похмелье было легче. Сидели, выпивали, взахлеб вспоминали молодость, жена хлопотала на кухне, потом подсела к ним и, как бы между прочим, попросила помочь в невинном розыгрыше. От приятеля требовалась маленькая услуга: когда он вернется домой, сходить на почту и отправить бандероль. Папку, упакованную крафт-бумагой, она передала на другой день и сама написала адреса. Он не слишком вслушивался в их разговор. А через две недели ему позвонила издательская секретарша и сказала, что на его имя пришли стихи, которые надо отрецензировать. Рукопись была довольно-таки объемной, больше сотни стихотворений. Он пробежал глазами пяток страниц: серенькие ученические стишки. Заглянул в титульный лист и увидел фамилию своего приятеля, открыл рукопись заново и ошалел, наткнувшись на отрывок из своей поэмы, вспомнил про якобы невинный розыгрыш. Повышать голос на женщину, которая невинно улыбается, не чувствуя вины, бесполезно и глупо. Оказалось, что заботливая супруга решила организовать ему побочный заработок. Увидела в издательстве стопку старых рукописей, приготовленных для сдачи в макулатуру, и прихватила несколько папок для черновиков, а потом ее осенило выбрать из них страницы без редакторских пометок и состряпать рукопись для друга. Его тексты попали в нее только потому, что совпал формат и цвет бумаги. Она и рецензию сама сочинила, весьма грамотную и щадящую. Для поддержания духа начинающего автора посоветовала ему, как человеку с большим жизненным опытом, попробовать себя в прозе. Подписываясь под рецензией, он зачитал жене ее заботливое пожелание, и та утверждающе кивнула: да, мол, я и прозаической рукописью его зарядила, уверенная, что невинная шалость останется незамеченной, потому что мутный поток самотека следов не оставляет. А деньги не пахнут. Папка с прозой пришла через полгода, но жена к этому времени была уже в Москве, рецензию пришлось писать самому. Он и в леспромхоз позвонил, поинтересовался, не готовится ли очередной сюрприз. Приятель успокоил, сказал, что было только две папки, но сразу же заверил, что всегда готов помочь. Он отказался. Слишком сомнительное предприятие. Не бедствовал все-таки. Книжки выходили регулярно, поэму о любви перепечатывали во всевозможных сборниках, и поездки на встречи с благодарными читателями подкидывали рубли на хлеб и вино. Со стороны казалось, что жизнь удалась. Впрочем, не только со стороны…

После бессонной ночи он вышел из каюты только к обеду. Сел за свободный столик. Ни обвинений, ни извинений слушать не хотелось, но знал, что в покое не оставят – пусть и не подводная лодка, но все же судно – не сбежишь, особенно после дурацкого заплыва Коли. Первой подошла, разумеется, Машка, самая непосредственная из всей компании..

– Колька у нас в каюте прячется, боится тебе на глаза попадаться.

– А ты не боишься?

– Мне-то чего бояться? – не поняла она. – Я к тебе вчера стучалась, но ты не открыл…

– Надо было сильнее стучаться.

– Да куда же сильнее? Чтобы соседи услышали?

– В следующий раз предупреждай.

– Через час выступление в сельском клубе. Пойдешь?

– Нет.

– А мне придется. Не отвертишься.

– Удачи тебе.

– Спасибо. Ну я пошла?

– Иди.

– Просто так идти или куда подальше?

– Куда сердце позовет.

Но в клуб все-таки пошел. Потому что выступление входило в программу, и надо было отрабатывать, отдавать долги. По-другому он не умел. На пристани их встречали на двух машинах. Коля мялся в сторонке и выжидал, чтобы не оказаться рядом с ним. Так ведь еще и на сцену вылез. Озадачил сельских тружеников своей невнятицей и заработал жиденькие неуверенные хлопки. А ему аплодировали долго, разве что «бис» не кричали. Но радости победы и уж тем более мстительного злорадства не было. Только жалость. Без намека на снисходительность, ленивая и полусонная жалость.