Седьмая жена Есенина

Утром, пока были в его квартире, кое-как еще сдерживали себя, но стоило выйти на улицу, и начался скандал. Возвращались пешком и ругались всю дорогу. Дома, уставшие, решили поспать и даже выпили за примирение, но сна не было, а взаимных претензий больше, чем хотелось бы. И снова – упреки, оскорбления, слезы – час, два, три… До изнеможения. На другой день поэтесса почти не вставала с дивана, то и дело проваливаясь в тяжелый потный сон. А потом пошли стихи, после изнурительного, почти полугодового молчания, вдруг словно прорвало, стихи рождались сами, казалось, что Кто-то оттуда, из-за облаков, подсказывал не отдельные слова, а готовые строфы, оставалось только вслушиваться и записывать, но ни в коем случае не отвлекаться, не отлучаться из этого волшебного полусна, потому что обратную дорогу потерять очень просто, а найти – почти невозможно, отвлечешься, и снова начнутся бесконечные и бесплодные блуждания в дебрях черновиков.

А женщина нависала над плечом и нашептывала, заманивала в гости. Поэтесса отмахивалась, умоляла замолчать, гнала искусительницу из дома, и та вроде бы исчезала, обиженно надув губы, но быстренько возвращалась и продолжала уговаривать сходить к мужчине, хотя бы ради новых стихов, которые могут зачахнуть без читателя или слушателя, ее снова гнали, она с показной покорностью отступалась, но подыскав новые доводы, продолжала уговоры. Бесхитростной, детской бесцеремонности поэтессы противостояла утонченная и вкрадчивая бесцеремонность женщины. И нашлась-таки подходящая минута и необходимые для нее слова, от которых поэтесса не смогла отмахнуться. А как отмахнешься, если стихи действительно явились к ней после встречи с мужчиной, встречи, перед которой так же эгоистично капризничала.

И снова был стол с хорошим вином, стихи при свечах, красивый, уверенный в себе хозяин, хмельная поэтесса и притаившаяся женщина, хладнокровная созерцательница с рассчитанными жестами и взвешенными словами, женщина, присутствие которой почти не обнаруживалось. До поры. Когда мужчина подошел к канделябру, чтобы задуть свечи, она вывела поэтессу на кухню, поставила перед ней бутылку крепленого вина, а сама впорхнула в спальню. В молчании они были неотличимы, разве что тело женщины было более гибким, руки – сильнее, а губы – мягче, но эти перемены разрешалось расценивать мужчине как собственную заслугу. Под утро женщина привела к нему полусонную поэтессу. Подмена осталась незамеченной. Мужчина ничего не заподозрил. Поэтесса все заспала, да и мысли ее были заняты единственным желанием – скорее возвратиться в то волшебное облако, из которого она так не хотела отлучаться, и теперь уже каялась, что сдалась на уговоры.

Чего боялась, то и случилось. Настоящие стихи перестали приходить. Дома поэтесса нервничала, в гостях капризничала. Выпив лишний бокал, она пыталась что-нибудь прочесть из старого, но путалась в строчках, требовала, чтобы мужчина подсказывал, и обижалась, если тот не мог вспомнить стихов. Ее простодушный эгоизм сначала забавлял его, но когда капризы стали повторяться с удручающей однообразностью, он заскучал. И тогда в игру вступила женщина. Она незаметно уводила поэтессу в чулан, закрывала ее там с бутылкой вина, потом возвращалась в комнату и начинала читать сама. Все написанное поэтессой женщина знала наизусть. Еще до появления мужчины она с удовольствием читала в компаниях друзей. Но мужчина не был ее другом. Она его любила. И еще сильнее, чем любила сама, хотела, чтобы мужчина полюбил ее. Хотела и знала, что тем и закончится… если она не будет спешить. Поэтому приходилось проникновенно читать стихи соперницы, выдавая себя за поэтессу. Но стихотворная доза с каждым разом становилась все меньше и меньше. Она старательно искала плавный переход к бытовой болтовне, каждый раз новый, чтобы не насторожить любимого повторами, и обязательно своевременный, предугадывающий его желание спуститься на землю. И женщина находила и угадывала, а поэтесса все дольше и дольше просиживала в темном чулане, засыпала на картонном ящике с туристской одеждой, а проснувшись, старалась как можно бесшумнее отыскать недопитое вино и радовалась, что бутылка не кончалась и ее не надо ни с кем делить.

5