Седьмое чувство. Под знаком предсказуемости: как прогнозировать и управлять изменениями в цифровую эпоху

Холодная война тогда только начиналась. Еще свежи были воспоминания о Хиросиме и Нагасаки, когда велся спор о том, как поступить с эпохой в условиях, когда человечество впервые обрело возможность практически уничтожить планету. К этому присовокуплялась боязнь коммунистической экспансии – не безосновательный страх американцев, только что участвовавших в войне против тоталитарных сил. Страх засел в умах простых людей и военных командиров: станет ли Советский Союз наносить ядерный удар, если вдруг почует уязвимость? Избежание этой опасности стало главной заботой американской дипломатии и обороны. «Главной целью нашего военного руководства было побеждать в войнах, – писал ядерный стратег Бернард Броуди в 1946 году. – Но отныне нашей главной задачей является их недопущение». Москве нужно было дать понять, что любая попытка атаковать Соединенные Штаты будет встречена жестким отпором. Эта «гонка вооружений» зависела от способности Америки контратаковать даже тогда, когда полстраны было бы обращено в пепел первым потоком советских ракетных ударов. Если московское планирование увидит возможность устранить способность Америки нанести ответный удар, оно сделает свой ход. Они могли произвести атаку, уничтожить Соединенные Штаты, а затем потихоньку подмять под себя весь мир. Если фраза Хрущева: «Мы вас похороним!» – значила именно то, что представлялось, то такой жест мог быть первым комком земли, брошенным на гроб.

В конце 1950-х годов, когда Бэран прибыл в RAND, Холодная война была неимоверно холодной, и одной из строжайших тайн Америки было следующее: если Советский Союз вдруг вздумал бы атаковать, то, возможно, ответа могло бы и не последовать. Соединенные Штаты с их превосходной коллекцией бомбардировщиков и ракет и с их многомиллионной армией не могли атаковать Москву в ответ по той простой причине, что полевые офицеры не смогли бы каким бы то ни было образом взаимодействовать между собой или с командованием в Вашингтоне. Военные радио– и телефонные системы, покрывавшие Америку, как выяснилось, не выдержали бы удара. Это и была секретная жизненно важная проблема, которую Бэрану поручили разрешить. «В то время мы не знали, как построить такую систему коммуникации, которая выдержала бы хотя бы косвенный ущерб от вражеского оружия», – вспоминал он. Компьютерные модели, созданные в RAND, показывали, что телефонная система AT&T Long Lines, медная сеть, носившая на себе военные коммуникации страны, была бы рассечена, даже если бы ей причинили незначительный физический ущерб. Полномасштабный советский удар не оставил бы от нее и следа.

Армия уже потратила состояние на решение этой проблемы (и, видимо, еще полсостояния на попытки завуалировать ее). Результатом этого стала дорогостоящая телефонная сеть, связывающая военные базы со стратегическими командными постами. Но поскольку линии и их связующие центры были оформлены по такой схеме, при которой у системы есть только несколько больших центральных узлов (как велосипедное колесо со спицами), у этой сети почти не было никаких шансов выжить в том, что она была создана предотвратить. Если взглянуть на диаграмму этой сети, в которой главный штаб был заполнен верховными командующими, а из главного штаба тянулись связующие линии до локальных баз и ракетных шахт, то становилось понятно, что эта сеть даже внешне походила на мишень. Если бы Советский Союз уничтожил эти центры парой бомб, то и вся остальная сеть загнулась бы вслед за ними. Американская армия бы просто оглохла. По мере того как советские ракеты становились более точными, уязвимость коммуникаций становилась все более очевидной. «Скоро мы будем жить в такой эре, когда нельзя быть уверенным в сохранности какой бы то ни было сферы жизни», – писал Бэран.

Ситуация, как хорошо знала эта закрытая группа ученых, на деле была еще более раскаленной. Незадолго до того как Бэран прибыл в RAND, ученые, занятые испытаниями водородных бомб в Тихом океане, обнаружили, что проникающая радиация и электромагнитный импульс от взрывов глушили связь на сотни миль вокруг. Советский удар, пусть даже он бы и не разрушил центральные узлы AT&T, все же свел бы американские военные коммуникации к шипящим безмолвным телефонам. «Наши коммуникации были настолько уязвимы, – говорил Бэран, – что командиры каждой ракетной базы стояли перед дилеммой: не предпринимать ничего в случае физической атаки или же принять действия, которые, конечно же, повлекут за собой полноценную безвозвратную войну». Можно было представить момент принятия решения: какой-нибудь полковник, пролетающий над Европой в своем начиненном бомбами самолете или сидящий в какой-нибудь камуфлированной под кукурузное поле ракетной шахте, мучающийся: «Запускать или нет?» Совершенно жуткое положение. Бэран начал спрашивать себя: «Возможно ли послать сигнал об ответном ударе как-нибудь иначе?»