Седьмое лето

«У вас впереди ещё длинные годы, и я, вероятно, умру не так скоро, как кажется. Что если бы чудом настоящее оказалось сном, страшным кошмаром, и мы проснулись бы обновлённые, чистые, сильные, гордые своею правдой?.. Сладкие мечты жгут меня, и я едва дышу от волнения. Мне страшно хочется жить, хочется, чтобы наша жизнь была свята, высока и торжественна, как свод небесный. Будем жить! Солнце не восходит два раза в день, и жизнь даётся не дважды, – хватайтесь же цепко за остатки вашей жизни и спасайте их…»[50]

Жизнь была, жизнь есть, жизнь будет… ан нет, не будет.

О чём думал Сергей, подводя под ней черту? О боли? Нет – она была такой сильной, что заглушала сама же себя. О доме? Нет – они там вдвоём, они справятся. О попытке спасения? Нет – это уже невозможно. О надежде? Нет – она умерла ещё раньше него.

Он думал о том, как бы не промазать.

Ружьё, всё отказывалось опираться дулом в какую-либо часть головы, а всё елозило из стороны в сторону. Если выстрел пройдёт мимо, либо лишь чуть-чуть оцарапает, то перезарядить, даже при всём старании/желании, не получится точно.

Стая, желая урвать свой кусок финальной стадии онтогенеза, рванула к поверженному наземь отцу Павлика, оставляя за собой, на снегу, почти ровные дорожки следов.

Пусть жрут, тут уже ничего не изменить.

Лишь только я хозяин своей жизни и забрать её у себя, лишь вправе тоже только я.

Палец нажал на курок.

Картечь пробила подбородочную мышцу, разорвала язык и, не встретив сопротивления в нёбе, вошла в череп. Мозг наполнился металлом, взамен подарив часть себя, через новообразованное отверстие в затылке, окружающему миру.

Повезло – не промахнулся.

Грохот выстрела на мгновение приостановил бегущих и испугал возгордившегося смелостью переярка, который, от неожиданного страха, даже спрыгнул с безжизненного тела, но очень скоро, всё вернулось на круги соя.

Тетеревиная стая, перелетающая к новому месту кормёжки, даже не обратила внимания, на восемь животных, одетых в жесткий густой мех и что-то там поедающих.

41

Четырёхлетний Дима вышагивал маленькими ножками, обутыми в коричневые сандалики, по асфальтированной центральной площади города. Несмотря на огромное количество народа, шумную музыку и громкие речи, мальчик чувствовал себя полностью защищённым, так как его ручки были поделены между собой родителями, крепко за них держащими. А разве может кто-то быть сильнее папы с мамой?

Город праздновал свой триста сорок четвёртый день рождения.

Его жители вывалили живой массой на специально отведённую под праздник территорию, с радиусом в километр, посередине которой возвышался, недавно подкрашенный, памятник Владимиру Ильичу.

В любое увеселительное мероприятие люд делится на две категории – на тех, кто зарабатывает и тех, кто тратит. Первые уже выставили многочисленные лотки/палатки, заполнив их подобающим в таких случаях товаром, а вторые, потихоньку, выстроились в очереди, чтоб заполучить то, что в принципе им и не особо-то нужно.

Но Димочка увидел то, что не просто нужно, а прямо таки необходимо – большущий воздушный шарик в форме рыбки Немо, из одноимённого мультика с добавлением приставки – «В поисках». Он был сделан из блестящей, яркой фольги и выгодно выделялся на фоне обыкновенных, невзрачных, классических латексных.

Ну, разве можно отказать ребёнку, когда он очень-очень сильно чего-то хочет? Конечно можно! Но, только не в этом случае.

Обменяв полтора процента своей месячной зарплаты на желание сына, отец привязал верёвочку, от надутого гелием мультяшного героя, к лямкам на детских шортах – чтоб случайно не улетел.

И так, уже вчетвером, они счастливые потопали веселиться дальше.

Ночь.

Город забросил в свою копилку ещё один год. Металлический Ленин, стоя на постаменте, созерцал центральную площадь, заваленную пустой тарой из-под алкоголя, которую выхватывали из темноты четыре рабочих фонаря (из двенадцати положенных). Иногда слышались крики разрозненных компаний (от двух до шести человек в каждой), возжелавших продолжения банкета. Похмелье разминалось перед утренним марш броском по головам чересчур злоупотребивших. Димочка же, лёжа в кровати, во сне, воспроизводил модифицированные обрывки дневных воспоминаний и заметно улыбался. Над его головой, молчаливо упёршись в потолок, завис Немо, периодически щекоча ребёнка своей длинной веревочкой.

День.

Ночь.

День.