Седьмое небо

Не доеной коровой взвыла Лукерья и бросилась к дочери. Она даже успела схватить Грушу за рукав платья. К счастью, ткань треснула, и, оставив кусок рукава в руке матери, Груша же опрометью бросилась вон из комнаты

Теперь вот прыгала по кочкам, улепетывая. Первоначальный страх, что ее догонят, уступал место радости. Наконец-то отец был свободен. О себе Груша в пылу побега как-то позабыла. О том, куда теперь идти и что делать, она призадумалась ближе к полудню. Присела на берегу тихой заболоченной старицы реки и опустила гудящие ноги в воду.

О том, чтобы вернуться в родное село Семипятничное и речи быть не могло. Вмиг найдут. Да и опротивело ей там.

Когда-то село было большим и богатым. Славилось на всю округу сушеными сливами размером с кулачок ребенка, сладкими и духовитыми. Благосостояние жителей росло как на дрожжах. И в какой-то момент они обленились. А вот развлечений в селе, как и в любом другом, не хватало. Тогда на общем сходе сельчане постановили, что каждый день отныне – пятница. А значит, кабак, который обычно открывался по пятницам и работал три дня, отныне должен быть открыт ежедневно и круглосуточно. Так и стало в селе семь пятниц на неделе, а само оно отныне именовалось Семипятничное. С тех пор утекло много воды, пива и кукурузного эля. Сельчане ленились, нищали, спивались. Сливы измельчали, одичали и разбежались по округе. Нет, в село Груша не вернется.

Солнышко припекало, и Груша совсем разомлела, сидя на бережке. Бурая, почти неподвижная вода внезапно плеснула, и белоснежная лилия вынырнула из воды неподалеку от берега, распустив лепестки. Следом еще и еще одна. Неприглядная старица преобразилась, покрывшись нежными цветами. От такой красоты у девушки захватило дух. Ноги сами понесли ее в воду, даже платье подобрать не успела. Шаг, другой, третий. Казалось бы, до ближайшего цветка уже можно дотянуться рукой, но он словно уплывает, отдаляется от девушки. Манит, колышет лепестками. И Груша делает еще шаг, второй, не замечая ничего вокруг, завороженная красотой цветка.

Внезапно сильные руки схватили девушку сзади в охапку и потащили из воды. Она билась и сопротивлялась. Но Иван (а это был именно он) продолжал волочь ее на берег. И только когда Грушины ноги коснулись земли, морок с нее спал. Девушка оглянулась на воду: ни лилий, ни солнечных бликов на воде, ничего. Только мутная болотная жижа и гниющая растительность.

Иван, между тем, приложил палец к губам: «Т-с. Тише.»

«Почему? Что это было? Куда делись лилии?» – шепотом спросила девушка.

«Не было никаких лилий. Морок только. Это же Тихий омут, здесь черти водятся. Разве ты не видишь? Как тебя угораздило здесь остановиться? Идем скорее, пока черти не повылазили. Или чуму болотную не подхватили, с ней ни один лекарь не справится,» – с этими словами парень уводил Грушу все дальше и дальше от берега.

«Тихий омут? Я не знала. Я никогда их не видела. А какие они – черти? Ты их видел?»

«Нет. И не хочу. Тот, кто видел, уже ничего не расскажет. Пойдем быстрее, пока нас не уволокли,» – торопил ее Иван.

«Как ты здесь оказалась, милая? Где твое семейство?» – встретил девушку расспросами дед Богдан.

Груша недолго поколебалась, а потом разоткровенничалась. Нелегко хранить секреты, когда тебе 16-ть лет и ты впервые осталась одна-одинешенька.

«Я у бабушки Слово украла и сбежала. То самое, что тятенька дал. Теперь никто не сможет сидеть у него на шее,» – сбивчиво объяснила девушка.

«Ай да девка, ай да молодец!» – восхитился дед.

«Вот не знаю только, куда его деть, чтобы никто не нашел,» – показала Груша матово поблескивающий камень.

«Так давай в Тихий омут и закинем,» – предложил Иван. – «Гиблое место. Что туда попало, то пропало.»

Так и поступили. Ни о чем не сговариваясь, дальше пошли вместе.

Глава 6.

Дед Богдан решил больше не тратить деньги на трактир, посчитав, что можно бесплатно поспать на сене, а поужинать захваченной из дома снедью. Монеты следовало поберечь для покупки языков, что до столицы доведут. Кожаные, толстые языки (дабы не истрепались в дороге) покупались при вступлении на тракт и служили проходным документом для каждого путешествующего. По проселочным дорогам путешествовать можно было бесплатно, но уж больно муторно: узки, каменисты, обочины кусачей крапивой заросли, колодцы мусором завалены.

Путешественники расположились в стороне от дороги на берегу ручья. По одну сторону от него раскинулось поле, утыканное нарядными подсолнухами. По другую – полянка, окруженная подступающими с трех сторон деревьями. Неизвестный рачительный хозяин уже скосил с нее траву и поставил аккуратный стожок.

По очереди окунувшись в ручье и поужинав, растянулись на травке. Ночи были еще теплыми, огня зажигать не пришлось. Дед, собиравшийся раздербанить стожок на мягкую подстилку, вдруг замер. Внутри стога что-то шевелилось. Дед от неожиданности присел и зашептал: «Никак лиса, а может кабан.»

«Стали бы они в стогу торчать?» – разумно возразил Иван.

«Обходи с другой стороны,» – велел Дед. – «Да палку какую возьми. Я с этой стороны шурудить буду, а ты там смотри, не зевай.»