Седьмое небо

“И что это означает? Что вы отказываетесь от сделки и расторгаете все договоренности? Вы знаете, как плохо это может кончиться, особенно если подробности сделки станут известны Большому Боссу. И прежде всего как плохо это может кончиться лично для вас”.

“Это означает то, что означает. — Голос у Шубина был холодный и твердый, как гранитная скала в Северном море. — Но спасибо, что предупредили”.

“Декабрьская отгрузка прошла точно по графику, с нашей стороны сделано все возможное, а вы никуда не торопитесь и не хотите идти нам навстречу”.

“Наше нежелание обусловлено только интересами дела”.

“Общего дела, Егор Степанович! — Теперь в голосе собеседника Шубина слышна явная досада. — “Континенталь” — это очень хорошие деньги. От вас только и требуется вовремя пропустить несколько договоров, а вы все резину тянете!”

“Вы меня шантажируете? Или просто угрожаете?”

“Я не шантажирую и не угрожаю, я только прошу вас поторопиться, чтобы сырье ушло в пункт назначения до конца января”.

Снова сипение ветхого “Панасоника”, какое-то отдаленное телефонное шуршание. Запись кончилась.

Лидия старательно пялилась в раковину, посреди которой одиноко стояли кофейные чашки — одна в другой. Чашки были темно-синие с золотой каймой по верхнему краю. Это еще бабушка когда-то привезла из Питера. Отличные, очень красивые чашки.

Черт бы побрал эти чашки.

Лидия даже представить себе не могла, что запись, которую она совершенно равнодушно выслушала, достав кассету из почтового ящика и потом еще раз в компании Леонтьева, когда она привезла ее на работу, произведет на нее такое удручающее впечатление. Слушать ее в присутствии Егора Шубина было невыносимо.

Она не могла заставить себя посмотреть на него. Ей было так стыдно, как будто он только что, на ее глазах, совершил что-то непристойное и отвратительное.

— Хочешь кофе? — спросила она фальшиво. — Я сварю…

Не отвечая, он перемотал пленку и включил ее снова. Лидия поднялась и вышла в коридор. Слушать это еще раз было выше ее сил.

Она вернулась, когда голоса отзвучали и в кухне воцарилась тишина, такая глухая и вязкая, что ей показалось, будто вместе с голосами из кухни исчез и сам Егор Шубин. Однако надежды ее были тщетны. Шубин стоял над “Панасоником” и рассматривал его в глубокой задумчивости.

— Второго голоса я не узнаю, — сообщил он, оглянувшись на Лидию. — Нужно еще раз послушать…

— Забирай ее домой и слушай там хоть до завтра. — Лидия обошла его, открыла шкаф, достала банку с кофе, открыла и уронила на стол. Банка покатилась, кофе посыпался неровной коричневой дорожкой. — Ах, черт возьми!

— Слушай, — сказал он с раздражением, — это обычный монтаж. Даже не очень качественный. Ты что? И вправду тупая? Там, — он показал на автоответчик, — я говорю совершенно дежурные фразы, которые я говорю по сто раз в день. Я не называю никаких дат, не упоминаю никаких названий…

— Ты только во всем соглашаешься с человеком, который их называет и упоминает, — перебила его она, собирая кофе в подставленную ковшиком ладонь.

— Лидия, — сказал он холодно, — ты можешь мне верить, можешь не верить, это не имеет никакого значения, потому что мне совершенно точно известно, что я не воровал, не продавал и не покупал. В этом мое большое преимущество. Я точно знаю, что все это чья-то игра.

Он помолчал, словно ожидая ответа, потом вытащил из “Панасоника” кассету, оделся и ушел.

* * *

Гриша Распутин лежал на диване, рассматривал потолок, на котором извивались невесть откуда взявшиеся тени, и вяло думал. Думать ему совсем не хотелось, но он заставлял себя, уверенный, что в конце концов что-нибудь да придумается.

Положение у него было сложное.

Деньги кончились еще три дня назад, и где их можно срочно взять, Гриша не представлял себе совершенно. Как правило, он не обременял себя скучными мыслями о том, где, когда и у кого он возьмет деньги в следующий раз. Деньги в Гришиной жизни имели свойство появляться именно в тот момент и именно в том количестве, какое было необходимо. Всегда подворачивалась случайная работа, или гонорар за давно позабытую статью, или Ольга подкидывала что-то “на бедность”.

Однако сейчас ничего такого приятного и неожиданного не вырисовывалась. Ольга со своим идиотом мужем уехала в Лондон и все еще не вернулась, хотя должна была прилететь две недели назад. У мужа там оказались какие-то срочные дела, в Москву он не торопился, ублажал дорогую супругу, возил ее в Шотландию, к морю, на какие-то невиданные английские курорты. Она несколько раз звонила, расслабленно мурлыкала, но, как понял Гриша, возвращаться не собиралась, несмотря на то, что все время уверяла любимого, как надоел ей муж и какой он полный кретин.

На работе тоже в последнее время все шло не так гладко, как обычно. Гриша Распутин давно привык к мысли о том, что он гений и гордость редакции, что заработать он может где угодно и сколько угодно, поэтому особенно никогда не напрягался, позволяя себе много такого, чего не мог позволить обычный — не гениальный — журналист.