Седьмой переход

А пока что Егор Егорович Речка занимался черной работенкой: наспех засыпались гравием и щебнем рытвины на заброшенной дороге, чтобы ускорить подвоз строительных материалов, шла геодезическая разметка первых кварталов рудничного поселка, стягивались со всех концов разрозненные бригады плотников, каменщиков, бетонщиков, оборудовался на лето палаточный городок для комсомольцев-добровольцев, по телефонному проводу-времянке велись бесконечные, иногда и бестолковые разговоры с начальством. Все считали своим долгом звонить на стройку, которая еще не обжила как следует занятый после геологов рубеж с командной высотой — «Золотой шляпой» посредине.

Управляющий трестом крепко поругивал поставщиков, не стесняясь в выражениях; с корреспондентами газет, за исключением «Правды», нехотя объяснялся на ходу; киношникам советовал экономить пленку для третьей серии преуспевающего «Ивана Бровкина». Но оставаясь вечерком наедине с секретарем парткома, Егор Егорович искренне радовался тому, что «заварилась такая каша». Больше всего он любил осваивать новые площадки: хлебом не корми, только дай забить первый колышек. Через год-полтора все наладится, все пойдет своим чередом, и тогда уж настоящему строителю тут делать нечего. Самое главное — «завести машинку». Вот Егор Егорович и заводил ее, забросив на время старые ярские стройки.

— Ты что же это, браток, на целебные воды лечиться прибыл? — наседал он на какого-нибудь водителя, сделавшего не пять, а четыре ездки в Ярск за сборным железобетоном.

— Резина подвела, товарищ управляющий,— начинал было тот оправдываться, переминаясь с ноги на ногу.

— Резина! На то она и резина, чтоб растягивать свой век. Больше не попадайся мне на глаза!

И водитель поспешно усаживался в кабину, мчался в Ярск, «добывать» недостающую пятую ездку.

Потом Егор Егорович с налету, разгоряченный, недовольно спрашивал инженера-гидротехника, еще недавно строившего ГЭС на Урале, у горы Вишневой:

— Не кажется ли вам, Яков Иванович, что ваши домишки застряли в котлованах? Когда же, наконец, пойдут в рост?

— Завтра-послезавтра заканчиваем фундаменты и начинаем кладку, — степенно отвечал знающий себе цену гидротехник.

— Привыкли возиться под землей! Но это, доложу вам, не плотина — двухэтажные домишки. Спичечные коробки! Вообще, Яков Иванович, надо перестраиваться. Сами знаете, гидротехнических работ у нас не предвидится, ничего не попишешь — придется походить в сухопутных прорабах.

И «сухопутный прораб», всю жизнь испытывавший явную неприязнь к «гражданским сооружениям», целый вечер ломал голову над тем, как ему «перестроиться» — наладить поточную работу на «спичечных коробках» (а может, лучше махнуть, пока не поздно, куда-нибудь на Енисей?).

Или нежданно-негаданно Егор Егорович раненько утром нападал на ярских снабженцев, открывших столовую в наспех сколоченном дощатом «эллинге», как называл он это сооруженьице — простой сарай.

— Почему не варите гречневую кашу?— спрашивал он, просматривая меню.

— Нет крупы, потому и не варим,— весьма логично объяснил торговый деятель, непомерно худой для своей профессии.

— Чтоб была, даю три дня!

— Помилуйте, у нас в наличности имеется полный ассортимент круп: рис, пшено, перловка, овсянка, манная...

— Манна небесная! Да вы что, смеетесь? Отправьте ее в детский сад, овсянку — на курорт, пшено — караульщикам подсобного хозяйства, а взамен требуйте гречку.

— Облторг не выделяет фонды.

— Ладненько, я позвоню в обком, он вам выделит. Знаете, какие там выделяют «фонды»?.. Ах, знаете! Тогда не доводите дело до греха. Наш брат, строитель, любит солдатскую — гречневую кашу, только не размазню, чтоб зернышко к зернышку, да с бараниной. Но и рисовую «кутью» тоже не забывайте...

И летели телеграммы в Ярск, оттуда — в Южноуральск, витиеватым слогом сочинялись настойчивые просьбы отгрузить хотя бы тонну гречки для строителей уникального медного рудника. Ну кто же в таком разе пожалеет отборной крупки: хитрюги эти торговцы, знают, подо что просить!

За такими-то заботами — от цемента до гречки — и застал Леонид Матвеевич управляющего трестом. Запыленный «газик» легко подкатил к временной конторе, которую на любой стройке узнает каждый по огромной, в полстены, доске показателей.

— Кого еще там принесло? — подосадовал Егор Егорович и, выглянув в окно, узнал Лобова, устало выбирающегося из машины.

Они встретились на свежевыструганном крылечке, пожали друг другу руки, перебросились ничего не значащими фразами. Леониду Матвеевичу показалось, что Речка сильно изменился за последний месяц: не то чтобы похудел, но стал подтянутым, помолодевшим, загорел до синеватой черноты на лбу — так, что глубокие морщины на лице и шее светились тонкими небрежными мазками.

— Как отдыхаешь на степном курорте? Лечишься от ревматизма? — спросил Леонид Матвеевич.

— Мне, брат, не до радоновой водички,— не то жалуясь, не то гордясь, ответил Егор Егорович, пропуская Лобова в свою насквозь прокуренную обитель.