Седьмой принцип

Он страдал поначалу ужасно после таких обидных поражений, а потом подметил, что Марина достигает успеха, опираясь исключительно на два своих главных качества: полное игнорирование логики и безоговорочную убежденность в своей правоте. Правоте по праву сознания. У нее даже теория была своя про это право, подкрепленная ссылками на родословную и фотографиями из семейного альбома. Веня подозревал, что фотографии и родословная были чужими, поскольку никому там изображенному его не представили. Вообще же Марина – женщина милая, но как-то так получалось, что чаще и охотней она была мила с другими, а вот с ним лишь изредка. Все чаще она проявляла сварливость, спорила и одергивала его. Она выставляла дураком, выдавая за свои его слова, никогда и ни в чем не соглашалась, настаивая на любом пустяке, и говорила до тех пор, пока последнее слово не оставалось-таки за ней. Ну, про это он уже, кажется, говорил.

– Бедный ты, бедный… – прервала его излияния Нина Филипповна. – Ты меня прости, я что-то не соображу никак. Это что же, такие отношения у вас всегда были, с самого начала? Куда же в таком случае смотрели твои глаза? Вот что я хочу выяснить.

– Нет, такие – нет, – замотал головой Веня. – Поначалу мы и дышали одним воздухом, и смотрели в одну сторону, и по жизни шли, взявшись, как водится, за руки. Года три так было, и, я так вспоминаю, это были лучшие наши годы. Но я не замечал, что параллельно шла эта ее борьба за преимущество, а когда оно было достигнуто ею, началось сражение за качество. И это, я вам доложу, была уже настоящая потеха. Рубка!

– Ты ничего не понимаешь, – не согласилась с ним Нина Филипповна, которая казалась очень взволнованной рассказом Вени. – Эта женщина была дана тебе мной в наказание, и ты должен был просто терпеть. И никакой рубки!

– Вами? – вцепился клещом в послышавшееся ему слово Веня. – Вами дана?

– Что «мной дана»? – не поняла Нина Филипповна.

– Вы сказали, что Марина была дана мне в наказание вами…

– Я так сказала? Оговорилась, не обращай внимания. Как я могла? Чушь! И вообще, не в этом дело, не в словах.

– А в чем же дело? – с кислой физиономией промямлил Веня.

– В космосе, – сообщила Нина Филипповна. – В космической механике. Нужно всегда проникать в суть. Перво-наперво следует запомнить, что ничто само по себе с нами не случается, не происходит, за всем и всегда стоит причина, возбужденная сила или потревоженный принцип.

– Принцип? – удивился Веня. – Что еще за принцип? Нина Филипповна вздохнула, поражаясь Вениной дремучести, и терпеливо объяснила:

– Всем в нашей жизни управляют принципы, числом их семь. Они, собственно, в совокупности своих директорий жизнь здесь и создают, видимую и невидимую, работа у них такая.

– Не знаю я ни про какие принципы, – отмахнулся Веня. – И знать не желаю. Потому что была у меня жизнь хорошая, а стала невыносимая, и если это они в нее залезли и все в ней расстроили, так лучше бы они этого не делали. Отвечать придется. Потому что моя жизнь никак не их директория, или как там это у них называется.

Веня разгорячился так, что даже заерзал на стуле, и потому, видимо, не заметил, как мелькнула на лице Нины Филипповны лукавая усмешка. Мелькнула и тут же пропала, спряталась где-то в ее бугорках и складочках.

– Оставим эту тему пока, – сказала мудрая женщина покладисто, – потом как-нибудь обсудим, если время будет. Давай-ка, дружочек, историю свою досказывай, уж больно она занимательная.

– Ничего занимательного в моей истории, к сожалению, нет, – заканючил было Лис и даже принялся ерошить здоровой рукой солому своих волос, но Нина Филипповна не повелась на его уловку.

– Рассказывай! – приказала коротко.

Веня глубоко вздохнул, унимая внутреннее, до дрожи, сопротивление. Как же ему не хотелось в это погружаться! Тем более доставать с глубины и выкладывать на всеобщее обозрение.

Борьба за качество! Это была планомерная осада по всем фронтам. Нет, не так, не осада, а наступление. Словно вполне вменяемая до того женщина вдруг сказала себе: «Все, отныне только я!» – и пошла вперед. Она могла бы пойти в любом направлении, и он бы не возражал, но ей непременно нужно было занять то место, тот пятачок, на котором стоял он. А куда в таком случае деться ему?

Ее красивое, когда-то любимое лицо становилось все холодней, все надменней. Как это ни печально, но, похоже, у Марины появилась цель в жизни, и эта цель унизить Веню и возвыситься над ним. Отчего? Почему? За что? Где правда были его глаза, когда он женился на ней?

Мара…

Манера ее поведения и разговора с ним совершенно переменилась. Теперь она руководствовалась другими принципами. Ах, снова принципы!

Никогда ничего не просить, все и так принадлежит ей, потому – только требовать.

Никогда ни за что не извиняться, потому что она всегда в своем праве.

Только приказывать и во всем обвинять его. Даже если «его здесь и вовсе не стояло».

И пусть не умничает! «Да это все понятно», – обрывала она его, едва он начинал говорить, всем видом показывая, что очередная банальность от него ей не интересна.